Венец Евриномы (СИ)

Она накладывала повязку, наматывая бинт слой за слоем так, будто он был какой-то невиданной драгоценностью, а я боялся нарушить тишину. Мария впервые за долгое время находилась так близко, что её волосы чуть щекотали мою щёку.

— Так лучше? — спросила она, закончив и обратившись взором ко мне.

Утвердительно кивнув, я не мог выдавить и звука.

Так и стояли мы в полной тишине. Только её пальцы слегка приглаживали повязку, а я слушал её учащённое, сбивчивое дыхание.

— Поцелуй меня, Джейсон, — ударом грома разнеслось в комнате.

И можно задохнуться только от одного имени, таявшего между губ подобно леденцу. Можно торопить время или отрицать его существование. Губы, губы, губы. Я не дал ей дышать, не дал и секунды на реакцию.

— Люблю. Люблю-люблю-люблю-люблю.

— Ох, боже мой, Джейсон.

Она явно не готова к такому повороту событий, но я подхватил её и усадил прямо на хозяйственный стол. Пакет с покупками полетел к чёртовой матери, по тому же адресу отправилась и бутылка вина, обдавая красными брызгами и дождём разбитого стекла дверцы шкафчика.

Мои изголодавшиеся по её телу руки обретали, уничтожая островки одежды, всё ещё остающиеся на ней, но она… оттолкнула… и только для того, чтобы невыносимо нежно впиться в губы. Чтобы прошептать:

— Так нам не будет удобно. Лучше переместиться в спальню.

Опущенные тёмные шторы не давали и лучу света проникнуть в комнату, а я всё ещё не верил, что под пальцами разливается тепло кожи Марии. Я повторял плавные кривые её груди и бёдер, чтобы не выдержав попросить:

— Можно я зажгу свет?

— Если хочешь.

И под пальцами не фантом: золотистые волны волос, освобождённых от заколок, отзвеневших подобно заутренней о деревянный пол — шторм.

Она совсем другая. Необыкновенно отзывчивая. Выгибавшаяся подо мной от каждого прикосновения. Шумно вздыхавшая. А я едва решался прикоснуться. Едва ли верил…

— Хочу, — подвела черту она, и дальше всё… я провалился в темноту и ничего не помню.

Мы занимались любовью до тех пор, пока она не попросила:

— Мне нужно отдохнуть. Дай мне немного времени…

И Мария мгновенно заснула, уютно устроив голову на моём плече, а я всё не мог сомкнуть глаз.

…

— Просыпайся, Джейсон, Джей-с-с-сон, — тихий шёпот в самое ухо заставил вздрогнуть и открыть глаза.

От неё снова пахло кухней и заботой. А ещё немного тревогой.

— Что случилось?

— Ничего, — пожала плечами Мария. — Сейчас уже час пополудни. Можно выпить кофе и собираться.

Я резко сел в кровати. Так, что едва не опрокинул поднос, на котором заботливая Мария разложила кусочки поджаренной рыбы, тосты, расставила чашки с кофе.

— А я думал, что… надеялся…

— Что?

Мария смотрела мне прямо в глаза впервые на протяжении долгого времени, не отводя взгляда. И в нём читалось искреннее недоумение. Вопрос.

— Думал… после того, что было вчера, ты… надеялся, что ты захочешь остаться, — я как мог развернул свою мысль.

Она убрала поднос на прикроватную тумбу, чуть придвинулась ко мне, чтобы ещё через несколько секунд лечь рядом, положить голову на плечо и заглянуть в глаза.

— Джейсон. Я не могу здесь остаться. Маме нужен постоянный уход. Да и… есть у меня причина, по которой придётся вернуться в дом Ачария, даже если я и хотела бы остаться здесь, с тобой.

— Какая ещё причина?

— Об этом несколько позже, — тихо произнесла Мария, и я мог поклясться, что голос её задрожал. — Но я хотела бы, Джейсон, предложить тебе… попросить тебя… в общем… не откажешься ли ты поехать со мной? Остаться…

И мне было решительно наплевать, куда ехать за ней: на крайний север или наматывать круги вдоль экватора. Я теперь точно знал, что нырнул бы за Марией на дно Марианской впадины и достал бы её из верхних слоёв атмосферы.

— Да, — повисло между нами. А секунды спустя её руки накрыли мои плечи, губы потянулись за поцелуем.

Мы выехали из дома, когда солнце уже клонилось к закату. Дождь, что прошёл накануне, был таким сильным, что некоторые глубокие лужи не высохли до сих пор. Вода вырывалась из-под колёс и сверкала на солнце, устилая наш путь почти золотыми монетками.

Но Мария грустила. За всю дорогу она не произнесла и звука, а думала о чём-то, отвернувшись, притворяясь, что разглядывает монотонный пейзаж за окном.

— О чём думаешь? — улыбнулся я, устроив руку на её колене.

— Да так… ни о чём.

— Прекрати, я знаю тебя немного лучше, чем тебе хочется. Говори. Со мной ты можешь не бояться разговаривать.

Мария повернулась и одарила меня таким взглядом, от которого ледяные мурашки вновь забегали по спине.

— Что? — спросил я.

— Мне следовало признаться тебе в этом раньше…

— В чём? — сердце реактивно оборвалось, а Мария не улыбалась.

— Теперь это не имеет значения. Ты и сам обо всём узнаешь через каких-нибудь пару часов.

— Мария! Говори! Это отвратительно… ты даже не представляешь, как встревожило меня твоё заявление.