Бар пропах рыбой, как и всё на Побережье. Как и вся Норвегия. Мария с сомнением покосилась, когда я толкнул невзрачную дверь, над которой болталась табличка с названием, а рекламный плакат на входе обещал третью пинту пива бесплатно.
Внутри помещение оказалось тёплым и просторным. Двое посетителей, скучавших в столь ранний час за барной стойкой, даже не обернулись на звон дверных колокольчиков. Лишь бармен приветственно кивнул и поздоровался на английском после моего «гуд монинг».
— Сядем у окна? — предложила Мария. — Я не отказалась бы от чашечки кофе.
— Если хочешь, — ответил я.
…
— А здесь совсем неплохо, — улыбнулась Мария, вонзая зубы в бутерброд. — Даже не чувствовала, что проголодалась, пока не начала есть.
— Мне тоже нравится здесь.
— Ты не рассказал, что здесь произошло, — вновь улыбнулась Мария. — Мне очень интересно.
— Тогда доедай, потому что я не хочу говорить за столом.
— А как? — удивилась она.
— Увидишь.
…
Музыкальный автомат был старым, и когда я подошёл, чтобы опустить монетку, моё сердце упало. На миг мне даже показалось, что он не работает. Но, как только жетон звякнул в монетоприёмнике, автомат заиграл разноцветными огнями и предложил выбрать песню.
— Ой, а можно вот эту? — палец Марии, незаметно подобравшейся ко мне со спины, указывал на ту песню, которую я бы не выбрал в жизни. К тому же в ТОТ день звучала совсем иная мелодия, но…
— Конечно… разумеется… как хочешь. Потанцуем?
— Приглашаешь?
И вместо ответа я заключил её талию в обруч ладоней, отметив, что Мария действительно стала немного полнее. Но это говорило только о том, как хорошо я помнил каждую мелочь, касавшуюся её.
— Ничего себе! — удивилась она.
— Что?
— Отлично танцуешь. Учился где-то?
— Возможно… нарочно я не вспоминал, это не кажется мне важным.
От Марии дурманяще пахло ей. И этот аромат возможно описать только как смесь запахов, событий, ощущений. Я прижал её чуть теснее, благо танец позволял, но она реактивно отстранилась.
— Извини…
— Ничего. Просто ты так ловко двигаешься, что я сбилась с ритма и задыхаюсь.
— Хочешь остановиться?
— Нет.
Мы протанцевали положенную песню, но когда музыка стихла, я не торопился выпустить Марию из цепкого капкана рук, а она стояла и, глядя мне в глаза, откровенно нервничала.
— Что?
Ни слова не говоря, я потянулся к её щеке ладонью, но едва пальцы коснулись нежной кожи, Мария воскликнула:
— Джейсон, что?..
— Ничего… я бы ещё потанцевал с тобой… и… твои веснушки… они как золотые монетки. Вполне можно расплатиться за следующую песню.
Всё её тело будто обмякло, а руки плетьми повисли по бокам. Она смотрела на меня, не мигая, не улыбаясь, точно фарфоровая кукла.
— Что? — на этот раз спросил я.
— Ты и пугаешь меня, и притягиваешь, — призналась Мария. — То, что ты рассказал, ну, в общем, — она отвела глаза. — То, что ты делал с людьми. Ты не похож на человека, который может обидеть другого. Со мной рядом ты почти как поэт. Почему?
Вместо ответа я завозился в кармане и протянул Марии сжатый кулак. У меня не было заготовлено речей, и коробочку я не купил…
Она расцепила мои не сопротивляющиеся пальцы и увидела на ладони кольцо. Самое простое, тонкое, золотое, блеснувшее в свете ламп.
— Это?.. Что это? — пролепетала она.
— Семь лет назад я попросил тебя стать моей женой. На этом самом месте. И ты сказала «да»… Так вот теперь я хочу попросить тебя снова. Хотя понимаю, как это глупо звучит. Мы ведь даже не разведены.
Мария закрыла импровизированную шкатулку моей ладони, даже не прикоснувшись к кольцу. Она уронила взгляд, прошептав:
— Прости, Джейсон.
День седьмой. Гоа
Наверное, мне следовало сдаться ещё в самом начале пути, да и теперь, когда я вёз её, чтобы показать наш дом, — угрюмую, молчаливую — понимал, что эти последние часы вряд ли что-то изменят. Шёл дождь. Да такой, который и в свой сезон редкость, а теперь, в пору купаний, поверг и отдыхающих, и местных жителей в шок. Безлюдные улицы, пустые шоссе, сломанная автомагнитола.
Тишина как проклятье.
И только пальцы дождя, барабанящие по крыше автомобиля, будто в нетерпеливом ожидании нашего расставания, напоминали о том, что всё это не затянувшийся сон.
— Куда мы едем? — наконец нарушила тишину Мария. — Ты решил вернуться на день раньше?
… и в голосе её не прозвучало сожаления… и, возможно, он остался бы столь же равнодушным, ответь я «да».
— Нет, точнее, я могу отвезти тебя к Дживике в любой момент, но сначала хотел бы показать тебе дом. Наш дом. Где мы жили два года. Два счастливых года.
— Ты хочешь сказать, что он всего в нескольких километрах от моего нынешнего дома?
— В десяти, если точнее.
Мария притихла и стала с волнением вглядываться в пейзаж за окном, насколько это, конечно, позволяли потоки воды, с которыми даже дворники едва справлялись. По правую сторону от нас проплывало побережье. Океан вздымал к небу руки волн. Словно в молитве. Порывы ветра клонили к земле деревья, точно спины молящихся. Природа просила за нас…
— Ещё далеко?
— Ехать осталось пару минут. Сейчас мы проберёмся через рощу, а потом снова окажемся на берегу.
— Океан пугает меня.