Венец Евриномы (СИ)

— Представляете, но боитесь сказать вслух, — уточнила Дживика. — Можно быть сильным человеком во всём и бояться показывать свои чувства. Бояться остаться отвергнутым. Хотя, я думаю, что это не тот случай. Марии просто нужно время, чтобы привыкнуть к вам заново, вспомнить о чувствах, которые она испытывала.

— Для этого я хотел бы забрать её с собой. Всего лишь на пару недель. Чтобы напомнить… Мы могли бы посетить те места, в которых бывали раньше. Я хочу показать ей дом, в котором мы жили и были счастливы. Боже мой, я просто мечтаю, чтобы она согласилась просто побыть со мной наедине всего несколько дней, но… даже если она была бы не против… как оставить вас в одиночестве?

— Не стоит думать об этом. Я поговорю с Марией.

…

Весь день я бесцельно слонялся по окрестностям в ожидании вечера. Вечно жаждущее солнце слизывало длинными языками лучей редкие облака. Жара стояла невыносимая, а у меня руки сводило от холода.

У дома Ачария я появился к десяти часам. На целый час позже, чем мы договаривались с Дживикой. Но оказалось, что можно было задержаться и ещё. Женщины разговаривали в кухне.

Я не мог уловить сути — окно было сломано и открывалось лишь чуть. И всё, что я слышал, — мерную, спокойную, как полноводная река, речь Дживики, прерываемую гневными возгласами Марии.

Наконец, Мария вышла из кухни, и Дживика осталась одна. Я подождал ещё чуть-чуть, прежде чем проникнуть в дом.

— Здравствуйте, — дрогнул мой голос. Женщина сидела лицом к окну и спиной ко мне, я не видел выражения её лица. — Что сказала Мария? Она отказалась?

— Здравствуйте, Джейсон. Да, Мария пыталась отказаться, приводя самые нелепые доводы из всех, что мне только приходилось слышать в жизни.

Сердце моё, и без того бившееся в горле, перепрыгнуло в область подбородка и мотыльком затрепетало в нём.

— Вам не удалось убедить её?

— Напротив. Я привела единственно верный аргумент, — женщина сделала паузу, явно наводя меня на вопрос.

— Какой?

— Жена должна следовать за мужем. Ведь именно для того она и приносила ему клятву. Но вы же знаете Марию. Она, конечно, спорила и говорила… но, к счастью, не сказала ни слова о неприязни к вам, Джейсон. Она говорила, что мне нужен уход, постоянная забота. Что я не могу обслуживать себя самостоятельно.

— Но… — замялся я, — не обижайтесь, она ведь права. Вы прикованы к креслу.

— Не совсем. Просто после смерти мужа мне стало удобно в инвалидной коляске. Я пообещала Марии встать, если она поедет с вами на две недели.

— Так она согласилась? — почти закричал я.

— Только на неделю, — вздохнула Дживика, а я… я был готов станцевать на потолке. От счастья.

***

День первый. Цюрих

Мария смотрела в иллюминатор за тем, как сахарная вата облаков лениво проплывала под нами, оставляя лоскутное покрывало полей, лесов и холмов в лёгкой дымке. Она напряжённо молчала и сидела так, чтобы находиться в максимальном отдалении от меня. Не могу сказать, что это обстоятельство радовало, но я был рад и тому, что лёгкое зелёное платье не прикрывало её коленей, а тонкие браслеты мелодично звенели на запястьях. Изумрудный цвет всегда был необыкновенно ей к лицу, а образ индианки проник под кожу вместе с загаром.

— Спасибо, — тихо молвила она, вжимаясь в спинку кресла сильнее.

— Что? — удивился, но тут же понял, что мысль о платье, скорее всего, высказал вслух. — На самом деле я думаю, что в платье будет холодно. Сейчас в Цюрихе температура держится около нуля. Возможно даже выпал снег.

— Снег?

— Когда мы познакомились… тоже шёл снег, но было очень тепло… и сыро… и хорошо. У меня болела голова, а потом я увидел тебя.

— Как?..

— Я расскажу тебе об этом на том самом месте, но только после того, как мы посетим магазин и купим тебе тёплую куртку.

…

Признаюсь, это было дерьмовой идеей. На место мы прибыли глубоким вечером. Погружающийся в ноябрьский мрак город встретил нас моросящим холодным дождём. Мглу едва рассеивали тусклые уличные фонари, но я упрямо вёл Марию к месту нашей встречи — посольству США, а точнее к переулку, примыкающему к северной части здания.

И он встретил нас холодом, лаем бездомной собаки и темнотой, освещаемой только огрызком луны. Я и не заметил, как закончился дождь и из-за туч показалось ущерблённое её лицо. Я всё ещё держал зонтик над головой Марии, а она смотрела совершено пустым взглядом на парковку и оставленные на ночь автомобили.

— Это что? Какое-то особенное место?

— Да… здесь мы и встретились впервые. Я предложил тебе десять тысяч за то, чтобы ты отвезла меня в Париж…

— А я? Что ответила я?

— То, что чаще говорят не женщины, а водители-дальнобойщики, когда нарываются на конфликт, — улыбнулся я. — Причём ты нарочно говорила на немецком…

— Я знаю немецкий, — вдруг улыбнулась Мария. — Прошлым летом один из отдыхающих забыл в кафе, где я подрабатывала, книгу. Я взяла её в руки и с удивлением обнаружила, что могу читать и даже больше — понимаю, о чём там написано. Книга была на немецком языке. Кстати, а что конкретно я тогда сказала?

— Нашёл дуру. Ну, это если убрать нецензурные слова, — мои губы растянула ответная улыбка.