Венец ясности

Идди бежала вниз по дороге. Слёзы слетали с её глаз, а маленькие кулачки сжимались всё крепче после каждой уроненной слезинки. Вниз, в портовый трактир Виптига, так звалось это место. Она часто сбегала туда, после очередной ссоры с матерью или обиженная очередной издёвкой. И каждый вечер, пытаясь найти сестру, Шимус слонялся по ночному городу, влезая в драку с очередным пьяницей, или заигрывая с очередной несостоятельной девушкой, чью честь не оберегал даже её собственный сторожевой пёс. Всякий раз Шим натыкался на портовый трактир, но ни разу его не посещала мысль, что милая сестрица может предпочесть общество вонючих кутил мягкой постели и вкусному ужину за беседой со старшим братом. Лицни прочёсывал городские закоулки, гораздо старательнее, нежели свои густые волосы, такие же, как и у Идди. Разница между ними была в том, что к волосам Шимуса были прикованы желанные взгляды девушек, непредусмотрительно избегающих отцовских советов держаться от него подальше, а блестящие пряди сестры были лишь предметом для насмешек. Немудрено. Такое имечко. Любое достоинство девушки тускнеет, когда из самого верхнего окна раздаётся неучтивый зов матери, требующий отужинать с ней: "Идиодора, Прац уже подал второе, а ты до сих пор не за столом!" Шим понимал, что, родись его сестра с другим именем и, возможно, от другой женщины, уже она сводила бы с ума всякого, кто бросит на неё смущённый взгляд. Идди, и вправду, была чрезвычайно привлекательной девушкой. Только недавно достигшая двадцатилетия, она была прекраснее всякой тёплой летней ночи, которую Шимусу случалось проводить в саду под звёздами. А он был лишь блеклой тенью той красоты, которую скрывало вечно хмурое и заплаканное лицо Идди. Хотя никакая красота или благозвучное имя не могут скрасить одинокие дни и ночи, тянущиеся столетиями, когда вместо любящей, пусть даже это и глупо, принимая во внимание возраст Шимуса, простой колыбельной, ты слышишь только собственные сдавленные всхлипывания. Иногда ночью он, как обычно, запершись в своей спальне, отдёргивал плотные занавеси, впуская лунный свет, и плакал, закрыв глаза. Совсем тихо. Так, чтобы никто не услышал его слабости. Шимус вспоминал те дни, когда отец ужинал с ними, и неловко смеялся над застольными и не всегда уместными шуточками сына. Когда мать попрекала его за грубость и неуважение, а маленькая сестра тихонько посмеивалась, опуская голову. Шимус вспоминал семейные ссоры, когда на глаза ему наворачивались слёзы от жалобного воя матери, запершейся в своей спальне. Он вспоминал и слёзы отца, которые давались ему тяжелее всего. Господин Лицни тихо садился под дверью, уговаривая жену выйти к нему, а когда она отказывалась, его лицо темнело, и он в отчаянии закрывал глаза. Шимус вспоминал, что когда-то так давно полюбил девушку. Он ненавидел говорить о ней. Но даже Идди понимала, что все её горести и разочарования не шли ни в какое сравнение с тем отчаянием, которое она видела в глазах Шимуса, когда что-нибудь ненароком напоминало ему о самой необъяснимой в его жизни глупости. Идди думала об этом, открывая двери трактира, и каждый миг корила себя, но сейчас она не могла вернуться к брату, как бы ей этого ни хотелось.

Глава 4. Компаньоны

Трактир встретил Идди громкими застольными спорами и непристойными шуточками. В подтекающих дубовых бочках, обитых железными обручами, плескался эль, с нетерпением дожидаясь поцелуя с очередной кружкой. Девушка в жилетке, не очень-то туго завязанной на груди, сновала между столиками и улыбалась на всякий жест внимания, будь то шлепок или затасканный комплимент. Идди прошмыгнула между тесно поставленными столиками, увернулась от объятий какого-то пьяного завсегдатая и уселась в самом тёмном углу у окна. К ней тут же подбежала расторопная девушка услужливо осведомиться, не налить ли посетительнице чего-нибудь. Идди откинулась на стуле, закинув ноги на стол, и в ожидании своей порции стала рассматривать наиболее притягивающих внимание личностей. В центре помещения горел очаг. От ещё мокрых поленьев поднимался белый дым, он нырял в глиняную трубу до самого потолка, и ночной тёплый ветер уносил его вдаль. Путаясь в кронах могучих деревьев, дым цеплялся за листья, не желая оставлять весёлое пристанище, и медленно плыл себе туда, куда ему одному заблагорассудится. Идди немного завидовала ему, ведь уже утром ей придётся вернуться в родительский дом выслушивать упрёки невзволнованной матери и отвечать на расспросы невыспавшегося брата, который, возможно, до сих пор где-то бродит, в надежде случайно на неё наткнуться.