Венец

Кристин громко вскрикнула, мучась мукою Эрленда. И затопала ногами о пол:

— Уходи же, Симон, уходи — что тебе до наших дел?..

— Я только что объяснил это вам, — отвечал Симон. — Вам придется терпеть меня, пока твой отец не развяжет нас с тобою.

Кристин совершенно упала духом.

— Иди, иди, я сейчас же пойду за тобою… Господи, зачем ты так мучаешь меня, Симон? Ты ведь и сам, верно, считаешь, что я не стою того, чтобы ты заботился о моих делах!..

— Не ради тебя я и делаю это, — отвечал Симон. — Эрленд, скажите же ей, чтобы она шла со мною.

Эрленда передернуло. Он тронул Кристин за плечо:

— Тебе придется идти, Кристин. Симон Дарре и я — мы поговорим в другой раз!..

Кристин послушно встала, закуталась в плащ. Башмаки ее остались стоять у постели — она помнила это, но не в состоянии была натягивать их на ноги на глазах у Симона.

На улице опять был густой туман. Кристин неслась с быстротой ветра, нагнув голову и впившись руками в складки плата Грудь ее разрывалась от сдерживаемых рыданий — ей безумно хотелось, чтобы у нее был хоть какой-нибудь уголок, куда она могла бы забиться, остаться одна и рыдать, рыдать… Самое, самое ужасное еще ждало ее впереди; в этот вечер она испытала нечто новое и извивалась от боли под тяжестью этого: она узнала, каково бывает, когда видишь унижение того человека, которому ты отдалась!

Симон шел рядом с нею, у самого ее локтя, пока она неслась по переулкам, улицам и открытым площадям, где дома пропадали из глаз и не было ничего видно, кроме тумана. Раз, когда она споткнулась обо что-то, Симон схватил ее за руку и не дал ей упасть.

— Не беги же так, — сказал он. — Люди смотрят на нас!.. Как ты дрожишь, — мягче добавил он.

Кристин молчала и продолжала идти.

Она скользила в уличной глине, ноги ее промокли насквозь и были холодны как лед — чулки, хотя и кожаные, были тонкие. Кристин чувствовала, что они начали рваться, грязь просачивалась сквозь них, пачкая ей голые ноги.

Они дошли до моста через монастырский ручей и пошли медленнее, поднимаясь в гору на другом берегу.

— Кристин, — вдруг сказал Симон, — твой отец никогда не должен узнать об этом!

— Как ты догадался, что я… там? — спросила Кристин.

— Я пришел поговорить с тобой, — коротко ответил Симон. — Мне рассказали об этом слуге твоего дяди. Я знал, что Осмюнд в Хаделанде. Нельзя сказать, чтобы вы были хитры на выдумки… Ты слышала, что я сказал?

— Да, — прошептала Кристин. — Это я послала сказать Эрленду, что нам надо встретиться в доме Мухи, я знала эту женщину…

— О, постыдись же! Да, но ведь ты же не могла знать, что это за птица, а он… Ты слышишь? — сурово сказал Симон. — Если еще можно скрывать, то ты должна скрыть от Лавранса, что ты кинула на ветер! А если уже не можешь, то должна постараться избавить его от самого безобразного позора.

— Просто удивительно, как ты заботишься о моем отце, — Дрожа сказала Кристин. Она пыталась говорить вызывающе, но голос ее готов был прерваться от слез.

Симон прошел с ней еще немного. Потом остановился: они стояли одни среди тумана, и Кристин смутно различала его лицо; таким она его еще никогда не видала.

— Я чувствовал каждый раз, как бывал у вас, — сказал он, — что вы плохо понимаете, что это за человек, — вы, женщины в доме Лавранса! «Не умеет править вами», — говорит этот Тронд Йеслинг! Очень ему нужно, Лаврансу, заниматься таким делом, ему, который рожден, чтобы править мужами! Он был прирожденный вождь, за которым воины пошли бы куда угодно с радостью! Теперь не время для таких людей — мой отец помнит его под Богахюсом… Но так случилось, что ему пришлось прожить свою жизнь в горной долине, словно крестьянину… Его слишком рано женили, а мать твоя с ее угрюмым нравом, видно, была не из тех, кто мог бы облегчить ему такую жизнь. Правда, у него много друзей, но, как ты думаешь, есть ли хоть один, который мог бы стоять рядом с ним?.. Ему не суждено было вырастить сыновей — это вы, его дочери, должны были — продолжить его род после него; неужели же ему придется дожить до такого дня, когда он увидит, что одна из его дочерей лишилась здоровья, а другая — чести?..

Кристин прижала руки к сердцу — ей казалось, что она должна крепче держать его, чтобы почерпнуть ту твердость, которая ей была так необходима.

— Зачем ты это говоришь? — прошептала она немного спустя. — Ведь ты же больше не захочешь владеть мною!..

— Конечно, я… не… захочу!.. — нерешительно сказал Симон. — Господи помилуй, Кристин, я вспоминаю тебя а тот вечер в светлице, в Финсбреккене… Но пусть дьявол живьем заберет меня в тот день, когда я еще раз поверю девушке по ее глазам!

— Обещай мне, что ты не будешь видаться с Эрлендом до приезда твоего отца, — сказал он, когда они остановились у ворот.

— Этого я не обещаю, — сказала Кристин.

— Тогда он даст мне такое обещание, — сказал Симон.

— Я не буду встречаться с ним, — быстро сказала Кристин.