Венеция. История от основания города до падения республики

Но главным достижением Джованни Соранцо – по крайней мере, с точки зрения горожан – было восстановление мирной жизни. После бурных событий предыдущих двадцати лет венецианцы отчаянно нуждались в передышке: требовалось не только восполнить огромные материальные потери, но и прийти в себя после эмоциональных и духовных потрясений, затронувших все области повседневной жизни. Требовалось время, чтобы остудить горячие головы, забыть вражду, приспособиться к изменившимся политическим условиям в Италии и за ее пределами. Соранцо дал своему народу такую передышку. Характерно, что самым волнующим событием за все шестнадцать лет его правления стало рождение трех детенышей у пары львов, подаренных королем Сицилии и живших во Дворце дожей. Говорят, это счастливое событие, случившееся в воскресенье 12 сентября 1316 г., в час заутрени, собрало перед клеткой «чуть ли не всех жителей Венеции и приезжих». Толпа была больше даже той, что за три с половиной месяца до этого удостоилась созерцать необходимые и не менее интересные приготовления к появлению львят. Сам дож расценил это событие как дело государственной важности и оставил о нем официальную запись, заверенную нотариусом.

Другое событие, которое нам сегодня кажется более важным, а именно приезд Данте Алигьери, в 1321 г. посетившего Венецию в качестве посла из Равенны, похоже, совсем не заинтересовало горожан. Том государственного архива за этот год, как ни обидно, считается утраченным, а дошедшие до нас хроники и прочие источники тех времен сообщают не так уж много. Все, что нам известно о посольской миссии Данте, связанной с давним вопросом прав на судоходство по реке По, – что ответ ему дали неопределенный, а когда настало время возвращаться, Венеция отказалась обеспечить ему безопасный проезд по самой удобной дороге. Данте пришлось возвращаться через малярийные болота, где он подхватил лихорадку, от которой и умер.

Но как бы прохладно дож Соранцо ни относился к иностранцам (а Данте, по собственному свидетельству, тоже был от него не в восторге), подданные его любили; и не исключено, что его популярность стала одной из причин, по которым Большой совет принял новое постановление, придавшее дожескому титулу еще больше великолепия. Дожу и членам его свиты повысили жалованье; для правителя республики заказали огромный драгоценный камень, который он в дальнейшем носил по праздникам, и новую, еще более роскошную, чем прежде, государственную барку «Бучинторо». Но исполнительная власть дожа по-прежнему оставалась ограниченной. В 1314 г. овдовевшая дочь Соранцо вернулась из ссылки и тотчас была заточена в монастырь Санта-Мария делле Вирджини в отдаленном уголке Кастелло. По традиции дож наносил ей официальный визит каждый год, но так и не смог уговорить Совет десяти освободить ее, и, когда в 1328 г., в возрасте под девяносто лет, Соранцо умер, она все еще оставалась узницей. Тело дожа, препоясанное мечом и обутое в церемониальные золотые туфли, было возложено для прощания в Зале владык ночи в южной стороне старого дворца, выходящей окнами на Моло, а затем доставлено в собор Сан-Марко, где его ожидала вдова. После отпевания дож упокоился в баптистерии собора, в простом саркофаге с гербом Соранцо, но без имени и эпитафии; его гробница сохранилась до наших дней.

У венецианцев всегда была долгая память. Прошло более пятнадцати лет мира и процветания, прежде чем черные дни папского интердикта забылись, а пятидесятым дожем был избран Франческо Дандоло – тот самый, чье терпение и дипломатическое искусство наконец заставили папу в Авиньоне смилостивиться над Венецией. Рёскин рассказывает, как Дандоло «укрылся (по общепринятому обычаю) под обеденным столом понтифика, а когда тот приступил к трапезе, припал к его ногам, обливаясь слезами, и вымолил отмену этого ужасного приговора». Злые языки утверждали, что свое прозвище Кане (Пёс) Дандоло получил из-за того, что предстал перед его святейшеством в ошейнике с цепью, дабы продемонстрировать смирение; но на самом деле это прозвище носил еще его отец. Кроме того, Псом не без гордости прозывался еще один человек, незадолго до избрания Франческо проявивший себя заклятым врагом республики.