Венеция. История от основания города до падения республики

Но был ли он прав в своих предположениях – это другой вопрос. Можно было бы возразить, что союз с Флоренцией, которому так яростно сопротивлялся Мочениго, на деле и впрямь был необходимой защитной мерой и что Венеции так или иначе пришлось бы уничтожать соперников, чтобы уцелеть самой. В то же время оставалась опасность, что этот альянс подтолкнет Филиппо Марию Висконти заключить схожий союз с Сигизмундом, грозящий Венеции войной на два фронта; таким образом, внешние проблемы обострятся, а позиции самой республики если и укрепятся, то лишь незначительно. Поэтому, несмотря на то что новый дож не скрывал своих намерений и поощрял Флоренцию к возобновлению переговоров, сенатское большинство твердо стояло на прежних позициях и возражало против вмешательства. Миланские войска между тем начали наступление в Романье. В феврале 1424 г. они заняли Имолу, а пять месяцев спустя, при Дзагонаре, разбили наголову десятитысячную флорентийскую армию и захватили в плен ее предводителя – Карло Малатесту, правителя Римини. И все же венецианцы держались прежнего курса. Висконти нанес своим противникам еще несколько поражений; из Флоренции снова прибыло посольство – и снова уехало ни с чем; но с каждой очередной победой миланцев сторонникам изоляционизма становилось все труднее отстаивать свою правоту, особенно после того, как флорентийский посол – скорее не сдержав эмоций, чем следуя указаниям своего правительства, – перешел к неприкрытым угрозам: «Синьоры Венеции! Когда мы отказались помочь Генуе, генуэзцы признали Филиппо своим государем; так же поступим и мы, если не получим от вас помощи в час нужды».

Этим словами он наконец произвел впечатление на сенат, но к немедленному разрыву отношений с Миланом Венеция была не готова. Висконти, со своей стороны, поспешил послать все возможные заверения в дружбе с Венецианской республикой, и кто его знает, сколько еще ему удавалось бы тянуть время, если бы на сцену не вышла новая и поистине великолепная фигура. Это был самый знаменитый кондотьер того времени – Франческо Буссоне по прозвищу Карманьола (такое название носил его родной городок в Пьемонте), и он неожиданно обратился к дожу с просьбой о срочной аудиенции.

Сын бедного крестьянина (у некоторых авторов именуемого еще менее лестно – свинопасом), Карманьола практически всю свою сознательную жизнь провел на службе Висконти, за это время стяжав славу самого отважного, находчивого и искусного полководца в Италии, а возможно, и во всей Европе. Именно он разработал планы блестящих военных кампаний, в ходе которых Филиппо Мария отвоевал, а затем и расширил владения своего отца. Именно Карманьола вел за собой миланскую армию от победы к победе и тем самым одержал еще более удивительный триумф – завоевал относительное доверие герцога. Висконти осыпал его щедрыми наградами, подарив великолепный дворец (который Карманьола, не теряя времени зря, расширил и превратил в еще более блистательное сооружение), назначив не облагаемое налогом ежегодное жалованье в размере около 40 тысяч золотых флоринов, даровав графский титул и, наконец, в 1417 г. отдав ему в жены одну из своих родственниц, Антонию Висконти.

Но полностью и безоговорочно Филиппо Мария не доверял никому: это было бы противно его природе. Не забывал он и о том, что его полководец – кондотьер до мозга костей, а в языке кондотьеров не было слова «верность». Они этого и не скрывали: их мечи принадлежали тому, кто заплатит больше, и оставались к услугам хозяина лишь до тех пор, пока тот продолжал платить. А цена была высока – не в последнюю очередь потому, что войны, которые вели их наниматели, имели свойство затягиваться. Для поддержания славы и репутации всякий кондотьер нуждался в победах, но в его интересах было следить за тем, чтобы ни одна из этих побед не оказалась чересчур сокрушительной для побежденного: иначе очень скоро не осталось бы поводов для новых военных кампаний. Преимущества, которые получала та или иная сторона, редко оказывались решающими, а если, как это нередко случалось, кондотьеры командовали войсками с обеих сторон, то война фактически превращалась в нескончаемую игру: полководцы состязались в мастерстве и хитрости, сводя реальные потери к минимуму и всеми силами стараясь избегать даже малейших физических неудобств. Об этом свидетельствует не кто иной, как Макиавелли, посвятивший гневной филиппике против кондотьеров целую главу своего «Государя» и отметивший, что они никогда не штурмовали города в ночное время и не вели зимних кампаний. Добавим за него, что для многих кондотьеров зима начиналась в августе.