Венеция. История от основания города до падения республики

Три следующих дожа – Маркантонио Меммо, Джованни Бембо и дальний родственник Дона, Николо Дона, – не оставили значительного следа в истории, хотя Бембо отличился в битве при Лепанто, где на его счету было три турецкие галеры и где он получил два серьезных ранения, шрамы от которых оставались на его теле до самой смерти. Правление каждого из трех дожей было коротким: первые два занимали трон по три года, последний же умер от апоплексического удара всего через 34 дня (и возможно, по этой причине не успел ничем отличиться); однако республика, чьи судьбы они вершили, переживала один из самых странных периодов своей истории.

Над всей Италией нависла грозная тень Испании. В течение более ста лет амбиции Испании сдерживала Франция, однако Франция отказалась от последних своих итальянских владений на полуострове в начале XVII в.[326], а убийство Генриха IV в 1610 г., после которого трон перешел к его девятилетнему сыну Людовику XIII, а регентство – к его вдове Марии Медичи, решительной стороннице Испании, стало гарантией того, что испанский король больше не встретит сопротивления с этой стороны. Отныне Испания обладала верховной властью в Милане и Неаполе; во Флоренции под влиянием испанцев во многом находился кузен Марии великий герцог Козимо II; то же можно сказать и о папе римском, на которого оказывали двойное влияние испанские кардиналы в курии и иезуиты. Лишь два итальянских государства были полны решимости противостоять растущей угрозе. Одним из них было герцогство Савойское, где Карл Эммануил II собрал армию численностью более 20 000 человек и с помощью французского маршала Ледигьера, который присоединился к нему по собственной инициативе, был полностью готов встретить лицом к лицу любое войско, которое испанский губернатор Милана мог против него послать. Другим государством была Венеция.

Пока Милан доставлял неприятности Савойе, Венеция (откуда Карл Эммануил II получал значительные финансовые средства) столкнулась с еще более серьезными трудностями с другой, восточной частью испанских «клещей» – эрцгерцогом Фердинандом Австрийским. Истинной причиной, как обычно, были ускокские пираты, чьи непрекращающиеся грабежи достигли пика в 1613 г., когда ускоки обезглавили венецианского адмирала Кристофоро Веньера. Вновь и вновь Венеция заявляла протест Фердинанду, требуя, чтобы он принял действенные меры и держал в узде своих невыносимых подданных; однако по мере ухудшения отношений между Испанией и Венецией эрцгерцог стал смотреть на ускоков все более благожелательно; несколько раз он притворно выразил довольно слабый протест против их действий, при этом тайно поощряя их всеми возможными способами. Венеция, уже не в первый раз, взяла правосудие в свои руки и снарядила карательную экспедицию; Фердинанд, в свою очередь, выразил по этому поводу протест. Последовавшая затем война, хоть и велась довольно беспорядочно, грохотала в Истрии и Фриули до осени 1617 г., когда Венеция, Савойя и Испания пришли к шаткому мирному соглашению, по которому судьба ускоков была решена раз и навсегда – больше этим соглашением почти ничего не удалось добиться. Гавани и крепости ускоков были разрушены, корабли сожжены, а тех, кому удалось избежать более неприятной судьбы, перевезли вместе с их семьями вглубь Хорватии, где они постепенно смешались с местным населением и утратили свою самобытную идентичность.

Однако Испания в продвижении своих интересов рассчитывала в первую очередь не на вооруженные силы и не на мирную дипломатию. В ее распоряжении были иные, более скрытные методы. Конец XVI и начало XVII в. – прежде всего эпоха интриг. Конечно, само по себе это не ново: во Флоренции при Медичи, в Милане при Висконти и – больше всего – в Риме при Борджиа (если верить легендам) было достаточно заговоров и отравлений, шпионов и контрразведчиков, тайных встреч и спрятанных под плащами стилетов. Не была интрига и особенностью Италии: во Франции на памяти людей, едва достигших среднего возраста, была Варфоломеевская ночь, убийство адмирала графа де Колиньи и самого короля Генриха IV; в Шотландии плелись бесчисленные заговоры вокруг полной печали и насилия жизни Марии Стюарт; в Англии случился Пороховой заговор. Одна лишь Венеция до попытки убийства Паоло Сарпи оставалась не затронутой этой заразой. Однако к тому времени и Венеция стала быстро меняться. Ее улицы были, как всегда, полны вольных авантюристов – как итальянских, так и иностранных; однако если в былые дни большинство из них нашли бы себе занятие в качестве наемников или моряков, то теперь они с большей вероятностью присоединялись к небольшим группкам bravi, которые околачивались на площади Сан-Марко или у моста Риальто, перебиваясь чем могли, пока не находили себе какого-нибудь потенциального покровителя, которому требовались люди для грязной работы.