Венеция. История от основания города до падения республики

В начале мая 1796 г. коллегия, обеспокоенная все большей симпатией, которую в сенате проявляли к настойчивым призывам Франческо Пезаро перевооружаться, предложила в качестве компромисса назначение генерала-проведитора на материковых территориях со штаб-квартирой в Вероне. Обычно эта должность предполагала почти диктаторские полномочия, однако в тот раз обязанности проведитора были четко определены: он должен «выяснить общественные настроения, сохранять спокойствие и давать подданным Венеции то утешение и успокоение, к которым они привыкли, отправляясь без промедления туда, где в нем есть необходимость, постоянно сообщая сенату о происходящих событиях и исполняя его приказы». Знай Николо Фоскарини, который в качестве действующего «мудреца из шести» (Savio di Settimana)[387] провел эту резолюцию в сенате, что его самого изберут на эту должность, он, возможно, сформулировал бы поставленные задачи несколько иначе; но, хоть он и был в большой степени за них ответственен, ему невозможно не посочувствовать. Как мог он успокаивать своих сограждан перед лицом наступающей и неудержимой армии под командованием явного военного гения, когда все венецианские сухопутные войска состояли из 5000 человек, разбросанных по небольшим гарнизонам по всей стране, плохо вооруженных и экипированных, не имевших ни артиллерии, ни боеприпасов? Как мог он исполнять приказы сената, если сенат их никогда не отправлял, а если и отвечал на многочисленные просьбы, то делал это двусмысленно, уклончиво и в общих выражениях? В таких обстоятельствах единственным разумным выходом было действовать по собственной инициативе; но увы, инициативность не была его сильной стороной.

Возможно, с самого начала Фоскарини, как и венецианское правительство, в своем отношении к Бонапарту нарочно стремился вызвать у него раздражение. 31 мая, за несколько дней до назначенной встречи, он отправил своего адъютанта в штаб-квартиру французов в Валеджио, чтобы поздравить генерала с его успехами – и одновременно выставить ему счет за ущерб, который, по имевшимся сообщениям, революционная армия причинила венецианским территориям. На сей раз ярость Бонапарта, истинная или притворная, являла собой страшное зрелище. Что такое, вопрошал он, эти пустяковые жалобы в сравнении с тем вредом, который Венеция причинила французам? Разве она не пустила на свою территорию его врагов, вдобавок даровав им крепость Пескьера? Теперь Франция может отомстить: вначале он пойдет на Верону и спалит ее дотла, а потом разберется с Венецией, как она того заслуживает. Когда он наконец закончил свою тираду, дрожащего адъютанта отпустили с посланием проведитору: тот должен был лично явиться в Пескьеру тем же вечером и объяснить свое поведение и действия правительства.

Фоскарини был напуган и не скрывал этого. Перед отъездом он написал сенату письмо, звучащее почти как прощальное, призывая Господа благословить то, что он описал как «самопожертвование ради блага страны», а в следующем отчете о прошедшей встрече он явно благодарен судьбе за то, что вышел оттуда живым. Бонапарт, видя его состояние, в полной мере им воспользовался. Директория, громогласно заявил он, дала ему полномочия на уничтожение Вероны, и он тем же вечером отправит туда генерала Массена с достаточным количеством войска и артиллерии, чтобы эта задача была как следует выполнена. Сам он объявит войну всем правителям Италии при любом дальнейшем проявлении проавстрийских симпатий со стороны любого из них; и он уже написал в Париж, прося полномочий выступить против Венеции. Наполеон закончил свою речь напоминанием, что Фоскарини находится на французской территории, поскольку Пескьера была вероломно передана Венецией в руки Австрии, у которой он отнял крепость по праву завоевателя. По той же причине он решил аннексировать все ранее принадлежавшие Венеции крепости вдоль Адидже.

Несчастный проведитор мог лишь молить о пощаде. Долгое время ему не удавалось повлиять на Бонапарта, однако тот наконец согласился пощадить Верону, при условии, что Массена и его армии гарантируют свободный вход в город, а все три моста через Адидже передадут под его контроль без всяких условий. Венеция также обязуется предоставить в кредит провизию и даже некоторое военное снаряжение. Когда Фоскарини наконец позволили удалиться, он пообещал дать французам все, что они пожелают, – без единого выстрела и не получив в уплату ни гроша. Он счел это невысокой ценой за спасение Вероны от сожжения.

Возможно, так оно и было бы – если бы у Бонапарта было хоть малейшее намерение ее сжечь. На самом деле он никогда об этом не помышлял и не отдавал соответствующего приказа Массена. Неделей позже он признался Директории: