Начальник секьюрити удивленно приподнял брови. Почесал перстнем за ухом, сомкнул морщины на лбу, как бы размышляя, нет ли в моем ответе второго смысла. Ему и невдомек было, что в нем и первого нет.
— А что вы делали на нудистском пляже?
— А что обычно там делают?
— Не говорите чушь. У вас незагорелые полоски на плечах — от лямок купальника.
— Это была ошибка, — я лихорадочно сделала третий глоток, — которую обязуюсь исправить.
— Что происходит, Лидия Сергеевна? — Молич перегнулся через стол и испытующе уставился на меня. — Кто вы такая? Отвечайте быстро: кто вы такая и что происходит? Не отводите лицо. Смотрите в глаза.
— Да неохота мне смотреть в ваши глаза! — возмутилась я. — У вас глаза то хамоватого плейбоя, то палача, дающего минутную отсрочку жертве. Сами смотрите себе в глаза. Встаньте к зеркалу и пяльтесь...
Напряжение спало. Не думаю, что Молич сумел почувствовать мою полнейшую безобидность, но страх, уже четверть часа терзавший его, вдруг сгинул. Он откинулся на спинку мягкого дивана и беззаботно расхохотался. Ну, вестимо, приятно обнаружить перед собой форменную дуру вместо агента восьми разведок.
— Вы преувеличиваете мои злодейские способности, уважаемая Лидия Сергеевна, — отхохотав, заскромничал Молич. — Они весьма средние. И не стоит меня бояться. Еще налить?
— Да мне этого хватит на неделю, — тоже заскромничала я.
Березниченко в этот вечер так и не объявился. Видно, та еще цаца. Исходя из очевидного, наши с Рокотом детективные игры откладывались на неопределенный срок. Раздался приглушенный стук мотора, перешедший в размеренное равномерное гудение, затрещало что-то снаружи (вероятно, оснастка грот-мачты), и создалось впечатление, будто мы плывем. Быстрый взгляд в иллюминатор подтвердил догадку: проступающая через легкие сумерки скала Обмана сместилась до середины иллюминатора. Яхта медленно пришла в движение.
— Черт! — всколыхнулся Молич, поднимая грузную задницу. — Кто распорядился? Шлепень!
— Успокойтесь, Михаил Яковлевич, это я распорядился. — В каюту вошел раздраженный Рокот в белой сорочке. — Покатаем Лидию Сергеевну, пока она совсем не затосковала.
— А Березниченко? — нахмурился толстяк. — Я не совсем понимаю вас, Иван Валерьянович...
— Надеюсь, вы не будете говорить о делах, — огрызнулся Рокот. — Нашей пассажирке они совсем не интересны. Березниченко позвонил на мобильник Шлепеню — важные дела в Балаклаве. Через час будет возвращаться, и мы заберем его у мыса Барнак.
— Вот хрень, — ругнулся Молич. — Содержательно проводим вечер, Иван Валерьянович.
— Здравствуйте, Иван Валерьянович, — напомнила я о себе.
— Здравствуйте, — рассеянно отозвался Рокот. — Извините, Лидия Сергеевна, задергали совсем. Вы не скучали в мое отсутствие?
— Ну что вы, Михаил Яковлевич — замечательный собеседник, мы неплохо проводили время.
— Да уж, — сквозь зубы согласился Молич, — нам было весело... — Я заметила, как он перехватил вопрошающий взгляд Рокота. Оба, судя по всему, остались недовольны.
— Знаете что, — предложила я, — вы тут посекретничайте, а я пойду подышу морем... Да не волнуйтесь, не убегу, — упредила я протестующее движение «босса».
Кроме Шлепеня, сомкнувшего вежды в шезлонге, на борту находились два матроса (один крутил штурвал, другой возился с фалом, служащим для поднятия паруса) и человека четыре личной гвардии Рокота, накачанных до упора и едва ли разумных. Когда я появилась на кокпите, рулевой втихушку подмигнул, остальные просто тупо воззрились — как рыбак на двухпудового сома, пойманного собственноручно.
— На нос туда? — спросила я у кормчего. При этом кивнула на проход вдоль леера и сделала пальцем загогулину.
— Туда, — кивнул кормчий. — На бак. Антошку только там не сбейте и сами не свалитесь. И вообще, не ходите под леерами, лучше по центру.
Я так и сделала. Поблагодарив, поднялась па крышу. Тщательно обогнула колдующего с канатами матроса, но, запутавшись в каких-то гиках и шкотах, ухватилась за грот и на пятой точке, по окну па потолке рубки, съехала к баку. Здесь я поднялась на ноги
и аж дух захватило...