Венок памяти

Батальонный встал и сухой рукой
Согнул пополам камыш.
«Так отпустить проститься с женой,
Она умирает, говоришь?

Без тебя винтовкой меньше одной, —

Не могу отпустить.
Погоди: сегодня ночью последний бой.
Налево кругом — иди!»

…Пулемет задыхался, хрипел, бил,

И с флангов летел трезвон,
Одиннадцать раз в атаку ходил
Отчаянный батальон.

Под ногами утренних лип

Уложили сто двадцать в ряд.
И табак от крови прилип
К рукам усталых солдат.

У батальонного по лицу

Красные пятна горят,
Но каждому мертвецу
Сказал он: «Спасибо, брат!»

Рукою, острее ножа,

Видели все егеря,
Он каждому руку пожал,
За службу благодаря.

Пускай гремел их ушам

На другом языке отбой,
Но мертвых руки по швам
Равнялись сами собой.

«Слушай, Денисов Иван!

Хоть ты уж не егерь мой,
Но приказ по роте дан,
Можешь идти домой».

Умолкли все — под горой

Ветер, как пес, дрожал.
Сто девятнадцать держали строй,
А сто двадцатый встал.

Ворон сорвался, царапая лоб,

Крича, как человек.
И дымно смотрели глаза в сугроб
Из-под опущенных век.

И лошади стали трястись и ржать,

Как будто их гнали с гор,
И глаз ни один не смел поднять,
Чтобы взглянуть в упор.

Уже тот далёко ушел на восток,

Не оставив на льду следа,
Сказал батальонный, коснувшись щек:
«Я, кажется, ранен. Да».

Привал инвалидов мировой войны

Просто ли ветер или крик,
Просто захлопнутый дверью,
Обрубок улицы — тупик
Обрубки человечьи мерит.

Стакан доступен всем живым

В спокойном плеске кабака,
Но где ваши руки и ноги, вы,
К черту плывущие окорока?

Не с дерева летит кора,

И крупно падает на мох —
Но отвечает ветеран:
«То был большой переполох,
Была нечистая игра!

Долой купцов и канцлеров

И горлодеров меченых,
Что взвешивают панцири
И трупы искалеченных.

Посеяв руки круто

В железе нестерпимом,
Мы ноги перепутали
С землей и ржавым дымом,
Как полагается в бою,

Чтоб стать собраньем тупиков,

Ползучей мебелью.
А мир, как алчный дровосек,
Стал больно лаком до калек,
Как ставнем, бьет поверх голов —

Склони-ка ухо у дверей,

Шум катит подновленным:
То шарканье танков подковы серей,
То лязг воздушный и водный,
То хриплый дребезг батарей,
Летящих по бетону…

И с ними вровень мчится спрос

На всех, кто слеп, и глух, и прост.

С улыбками и трубками

Опять войдут за братом брат
В ночное шулерство гранат,
Чтоб здесь воссесть обрубками,
Захлопнутыми, бледными —
Как мы у пьяного ведра,
Плюя в твой череп медный,
Нечистая игра!»

Дезертир

С. Колбасьеву