Мы чинно полземПо белесому скату,Вот это Ла-МаншемЗовут небогато.Костистый чиновник —Канадская ель —Сосет безусловноНе первый коктейль.Сидит, проверяяПотом паспорта,Но вермута раемДуша налита.По службе ж до гробаЕму не везет,Сидит он суровоИ когти грызет.Влюбленных наречьеНа палубе рядом,И чайки навстречу имДиким парадом.Влюбленные знают,Терзаясь у борта,Что ночь поджидает ихС кольтом потертым.И в ярость одетыйДжентльмен крутоШвыряет газету,Уходит в каюту.Ложится, стеная,Хрипит на полмира,И жаба груднаяЗдесь душит банкира.Шпион одинокийЖрет ростбиф горячий,И с шулером в покерСхватился приказчик.Высоко над нимиГлаза капитана,Что были стальными,Туманятся странно.Здесь место, что мучитНе мелью худою,Здесь сын его лучшийЛежит под водою.Лежит на обломкахВ подводных полянах,Глядят, как в потемках,Глаза капитана.В день раза он по триИдет здесь, тоскуя,И смотрит и смотритВ пучину морскую.
Гол и наг лежит строй трупов,Песни смертные прочли.Полк стоит, глаза потупив,Тень от летчиков в пыли.И когда легла дубраваНа конце глухом села,Мы сказали: «Небу слава!»—И сожгли своих тела.Люди мы иль копья рокаВсе в одной и той руке?Нет, ниц вемы; нет урока,А окопы вдалеке.Тех, кто мертв, собрал кто жив,Кудри мертвых вились русо.На леса тела сложив,Мы свершали тризну русса.Черный дым восходит к небу,Черный, мощный и густой.Мы стоим, свершая требу,Как обряд велит простой.У холмов, у ста озерМного пало тех, кто жили.На суровый, дубовый костерМы руссов тела положили.И от строгих мертвых телДон восходит и Иртыш.Сизый дым, клубясь, летел.Мы стоим, хранили тишь.И когда веков дубраваОзарила черный дым,Стукнув ружьями, направоПовернули сразу мы.
Между 1914 и 1916
* * *
Ветер — пениеКого и о чем?НетерпениеМеча стать мячом.Я умер, я умер, и хлынула кровьПо латам широким потоком.Очнулся я иначе, вновьОкинув вас воина оком.
Еще не значит быть сатириком —Давать озлобленный советПрославленным поэтам-лирикамИскать и воинских побед…Неразлучаемые с МузоюНи под водою, ни в огне,Боюсь, мы будем лишь обузоюСвоим же братьям на войне.Мы избалованы вниманием,И наши ли, pardon, грехи,Когда идут шестым изданиемИных «ненужные» стихи?!— Друзья! Но если в день убийственныйПадет последний исполин,Тогда ваш нежный, ваш единственный,Я поведу вас на Берлин!