Венок раскаяния

Да, так это я вам рассказывал о людях известных. А сколько тут неизвестных, но достойнейших. Вот где-то в этом районе, на плане я не вижу, могила даже не обоз­начена, лежит юноша. Его немцы послали расстреливать евреев, он отказался, и парня убили. Могила № 10, эта братская. Сын эмигрантки Анны Феликсовны Воронко ушел добровольцем в армию де Голля и пропал без вести. Она разыскивала его и нашла в далекой заброшен­ной могиле, в поле. Решила посвятить жизнь розыску погибших русских юношей. Мы вместе с ней ездили по полям сражений, выкапывали парней из неухоженных могил, где-то под крестами, где-то и без, и даже без фамилий, только номера могил, выясняли — кто, чей, и перевозили сюда, на Сент-Женевьев де Буа. Я отпевал солдатиков, потом по-французски говорил проповедь. Присутствовали при перезахоронении представители французской армии, склоняли знамена — русское, американское, английское, французское. В этой десятой могиле — русские эмигранты из французской армии: и мобилизо­ванные, и добровольцы. Кроме Саши Семенова — это был советский военнопленный, он умер в госпитале. Воронко сохраняла советский паспорт, она, потом верну­лась в Советский Союз. Вообще русские люди в боль­шинстве вели себя в войну достойно. Меня разыскивал иногда Семен Краснов, племянник известного генерала, вставшего на сторону немцев, этот племянник тоже слу­жил у немцев, так вот он в немецкой полковничьей форме в Русский дом ни разу войти не решился, вызывал всегда меня по телефону. Это было бы пятно на весь Русский дом — его приход, и Краснов-младший понимал это. Немцы произвели его потом в чин генерала. А в итоге он со своим знаменитым дядей, как и Шкуро, ока­зались у нас в руках и были приговорены к высшей мере. Кажется, их выдали швейцарские власти. Да, а меня он разыскивал, просил: не придете ли на могилу жены панихиду отслужить? Она тоже здесь похоронена. Ну, ко мне приходит вдовец, и я не должен смотреть на его мундир. У меня ведь не работа, и даже не служба, а служение, человек умер, и мое дело проводить его в жизнь вечную. Меня однажды попросили отпеть жену участника Сопротивления. Немцы предупредили, что к вдовцу подходить я не имею права, он — под конвоем. Хоронили по обряду. То ли реклама благородства, то ли хотели проследить, кто придет на похороны, — не знаю. А я отпел и через конвой шагнул к вдовцу, сказал ему несколько слов утешения. После войны он очень благо­дарил меня.

Я служил еще и в русском детском доме, там мы пря­тали советского военнопленного Николая Купцова. Оформили его полотером. Он и сейчас жив, в Москве. Эмиграция много делала. Я знаю, что в Америке был сбор средств для Красной Армии, участвовали Рахмани­нов, Великая княгиня Мария Павловна — двоюродная сестра Государя.

На этом кладбище и мои лежат — сын мой, отец мой, теща. Вы все это увидите — могилы, дорожки… Не знаю, как сейчас, а тогда порядок сохраняли. Главным садовником был полковник Баженов Крымского полка, а его помощником — генерал-лейтенант Княжевич, коман­дир этого полка, его сделали потом Таврическим губер­натором. А шефом полка была государыня Александра Федоровна, императрица.

— Вы, что же, за 36 лет не были во Франции ни разу?

— Нет. Жена была, дети, внуки. А я — нет. Я немо­лод и так ценю каждый час на родной земле… Нет, никогда, никуда. Это не слова, не подумайте, что я рису­юсь. Мне там Родина наяву снилась.

За свою жизнь Борис Георгиевич Старк венчал 130 пар, крестил 6263 человека, похоронил, отпел — 11146 человек. У него хранится толстый альбом, куда он занес подробности погребений. Тут и великие, и рядовые.

Первым, кого ему пришлось отпевать в Париже, был Шаляпин. «После отпевания и прощания с усопшим гроб на руках выносили артисты, среди которых мне запомни­лись Александр Мозжухин, певший иногда по очереди с Федором Ивановичем, бас Кайданов, которого Федор Иванович очень любил в партии Кончака, потом Сергей Лифарь, еще кто-то, всего их было, кажется, восемь, так как гроб был большой и тяжелый. Не удивлюсь, если внутри деревянного был металлический».

А вот невидимые миру слезы. «Отрок Николай фон-Вах умер 26.8.38 г. Потонул, плавая на лодке вместе с товарищем и девушкой. В последнюю минуту этот 18-летний юноша уступил возможность спасения девушке, а сам погиб. Его родители (отец — литовский гусар) были в разводе, и вокруг свежей могилы стояли папа с женой и мама с мужем. Это как-то особенно мучительно подчеркивало то, к чему мы часто привыкаем как к житейской неизбежности».

Альбом этот хорошо бы издать. Дело не только во множестве известнейших личностей. Всякая смерть вели­кого или рядового итожит чью-то неповторимую, единственную жизнь, удавшуюся или горькую. Финал, только он и может служить поводом для окончательного осмыс­ления прожитого.

Около сорока лет назад, покидая Францию, священ­ник Старк оставил здесь преемника, почти ровесника — отца Силуана. Можно сказать, что на Русском кладбище под Парижем у нас есть свой наследник.