Венок раскаяния

   — А когда по пути к дому лежал на Ярославском вокзале, в Москве, в комнате отдыха. Лежу пластом, только головой могу вертеть. А тут по репродуктору передают вдруг: наша дивизия взяла город — и Москва ей салютует. Вот тогда я заплакал.

…Тридцать шесть мальчиков уходили тогда зимой на войну.

Тридцать из них погибли. Шестеро вернулись.

Все шестеро вернулись инвалидами.

Что ни говорите, как бы он даже ни работал те два своих последних года — пусть даже сдал немного, но тот день, когда он уходил, — и грамоты, и цветы, и речи, и все-все это было итогом не этих двух лет, а всей его жизни, прожитой не напрасно.

Мы идем с Потемкиным по вечернему Белозерску. хрустит снег под ногами, первый снег. И я от имени газеты прошу прощения у бывшего прокурора.

1984 г.

После анонимки

Сначала об Иване Ивановиче — наставнике.

В Дальневосточный край приехал с Дона по призыву комсомола. Осваивал тайгу в Советской Гавани, в 1938-м окончил в Красноярске курсы красных директоров. За год, пока учился, в его леспромхозе арестовали шесть директоров, но Иван Иванович никогда и ничего в жизни не боялся, он вернулся к себе — седьмым. В 1942-м уто­нул лес, и его арестовали за связь с японской разведкой. Через полгода в камеру вошел незнакомый полковник.

— Фамилия? — спросил он.

— Была Слизков, а сейчас не знаю, может, уже Мацуока.

— Ладно,— миролюбиво сказал полковник.

Оказывается, жена обратилась в крайком партии.

Статью поменяли на «халатность», и послали Слизкова на фронт, куда он давно жаждал. В первом же бою на Курской дуге его штрафная рота отбила за сутки две­надцать атак. Полегло их тогда больше половины, и Слизков, раненный, не отступил. За первый же бой с него сняли судимость.

Потом был командиром группы захвата полковой раз­ведки, командовал разведвзводом. Два ордена Красной Звезды, два ордена Славы, орден Отечественной войны I степени, медали.

Вернулся в дальневосточную тайгу. Хозяйствовал в Анучинском леспромхозе энергично, смело, опережая подсказки и указания. Его размах и темпы нередко счи­тали сомнительными, приезжали по сигналам контро­леры, ревизоры, целые комиссии из Москвы. Всякое бывало. А итог — ордена Ленина, Октябрьской Револю­ции, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета». Слава — на всю страну.

Уже давно Иван Иванович на пенсии, а напиши ему кто письмо: «Приморский край, Слизкову», и теперь дой­дет — в тайгу, в глухомань. Теперь, на пенсии, главная его слава и гордость — ученики. Больше половины нынешних леспромхозовских директоров в Приморье — его воспитанники.

Так он жил-прожил в глуши, держал факел, и встал с ним рядом Нефедов — со свечой. Много учеников, но Нефедов — лучший.

— Талантливый был руководитель Павел Нефедов. Был. Его сломали, и это — на всю жизнь.

…Мы сидим у Ивана Ивановича Слизкова дома, в его родном таежном Анучино.

— Павел — честный парень. Как он все это выдер­жал — не знаю.

Когда перед войной родился Павел, отец радовался: мужик в доме.

Отец воевал еще в гражданскую, а на эту войну его не брали. В сорок втором ушел добровольцем, с народ­ным ополчением. В мае ушел, а в июле погиб. Дарья Ефимовна осталась с четырьмя девочками и двухлетним «мужиком».

Осенью, после уборки, искали редкие колоски, весной ковыряли мерзлую картошку. Варили лебеду, крапиву. С первого класса Павел пас колхозных телят, с третьего — лошадей, с четвертого класса — пахал.

Отца, как ни пытался, не мог представить, даже фотографии в доме не нашел.

Четверо из пятерых детей получили высшее образо­вание.

Павел учился в сельскохозяйственном. На преддиплом­ную практику попал в Приморье, в Анучино. «Хочешь дороги строить?»— спросил Слизков. Студент-практикант стал мастером дорожного отряда — случай редкий. Выяс­нилось, что новичок с людьми работать умеет. Сметлив, самостоятелен. По проекту надо было засыпать овраг, но студент посчитал и предложил сделать петлю. Повели дорогу в обход, и оказалось, раз в десять дешевле и вме­сто месяца — неделя работы.

— После института — ко мне,— говорил, прощаясь, Слизков.

Диплом Павел Нефедов защитил на отлично.

Рост его был стремительным. Минуя сразу две слу­жебные ступени, он в канун 1970 года возглавил отстаю­щий Шумнинский леспромхоз. Хозяйство к этому времени задолжало государству десятки тысяч кубометров древе­сины, себестоимость продукции за пятилетку поднялась почти на миллион рублей.

За пять лет хозяйствования Нефедова объем лесозаго­товок возрос до 400 тысяч кубометров, на себестоимости сэкономили 353 тысячи рублей.

Но не в одних кубометрах дело, Нефедов и это ус­воил: