– Сколько? – спросил Жерар.
– Шестьсот марок в день, господа.
– Дружище, заплати ему, сколько нужно, – Жерар обратился к Владимиру. Тот молча достал толстую пачку банкнот, небрежно протянул портье. Владелец отеля прощупал пачку глазами, проговорил:
– Могу предложить самый лучший номер. В нем останавливался сам Гиммлер, когда приезжал в Вену, – последние слова владелец произнес почти шепотом и величественно направился дальше по коридору, устланному темно-вишневой дорожкой. Четверо друзей и портье последовали за ним.
– Совсем забыл, – сказал Жерар, – с нами еще собака. Чудесное, добродушное животное.
Портье забежал чуть вперед, посмотрел на сухопарого владельца: как быть с собакой? Тот, чуть помедлив, едва заметно кивнул головой.
– Ну, кто же будет возражать, если господа так любят животных,-угодливо улыбнулся толстяк-портье. – Но за пребывание животного в отеле платить придется больше. Я сожалею, господа, но такие правила.
– Дружище, заплати ему, – величественно уронил Жерар.
Владимир поморщился, но достал из кармана пиджака еще пачку банкнот, протянул портье. Тот схватил пачку на лету, а Владимир едва слышно проворчал:
– Кончится тем, что я отравлю эту подлую тварь. Вахтанг прыснул в кулак, но тут же снова принял неприступное выражение лица.
Вдруг владелец остановился, посмотрел на всех четырех:
– Простите, господа, вы будете жить в отеле?
– Разумеется, – ответил Жерар.
– И все в одном номере? – едва заметная усмешка тронула сухие губы владельца отеля.
– Нет, дружище, мы не педерасты, – Жерар тоже усмехнулся, – нам нужен еще номер. Или два. И не хуже.
– В которых останавливался хотя бы Риббентроп, – добавил Даниэль.
– Или Кальтенбруннер, – сказал Владимир, – и еще принесите русской водки и грузинского вина. Цинандали.
– Лучше Гурджаани… – подал голос Вахтанг.
– Распорядитесь, дружище, – и еще одна пачка банкнот перекочевала в ловкие руки портье…
…Когда они вошли в номер, предупредительный портье закрыл за ними дверь со словами:
– Я надеюсь, вам понравится в нашем отеле, господа.
Жерар тут же подбежал к массивному старинному креслу с выточенными на спинке орлами, собравшись с силами, поднял его над головой и смаху обрушил на пол. Раздался треск дерева, у кресла отвалились ножки.
– Что ты делаешь? – испуганно вскрикнул Даниэль.
– Хочу почувствовать себя хозяином в этой паршивой конуре! Тем более, что на этом кресле, наверное, сидел сам Гиммлер! – Жерар обеими ногами с силой прыгнул на широкую кровать. С хрустом подломились ножки, лопнули пружины. – И он, наверное, спал на этой кровати! И уж, конечно, пил из этих фужеров, чтоб он еще раз сдох на том свете! – Жерар стал колотить об стену тяжелые хрустальные фужеры. Хрустальные осколки разлетались в разные стороны с мелодичным звоном.
– Ах, как звенят! – мечтательно прикрыв глаза, говорил Жерар. – Настоящий венский хрусталь!
Владимир хохотал, глядя, как беснуется Жерар, протянул ему огромное блюдо:
– Трахни-ка вот это! Кажется, богемское стекло!
– Давай! – Жерар с силой швырнул блюдо о стену, прищелкнул языком. Действительно, настоящее богемское!
– Прекратите! – кричал Даниэль. – Вы с ума посходили? Вахтанг, а ты что сидишь, как на панихиде?
– Я жду мой любимый Гурджаани, – улыбнулся Вахтанг. – Я мечтал о нем четыре с половиной года…
– Прекратите же! – снова закричал Даниэль. – Варвары!
– За все заплачено! – резонно возразил Владимир.
…Когда портье в сопровождении официанта с подносом, на котором стояли бутылки водки и тарелки с закуской, появились в номере, у портье едва не отвалилась челюсть. Можно было подумать, что тут прошло стадо быков. Портьеры на окнах порваны, переломаны кресла, побита посуда. На сломанной широкой кровати лежал, раскинув руки, Жерар и кричал:
– Что еще можно сломать в этом борделе?! Владимир, Вахтанг, придумайте, что еще можно сломать! У меня руки чешутся!
– О, перекур! – Владимир кинулся к официанту, налил в фужер водки, залпом выпил, схватил с тарелки ломти колбасы, обернулся. – Вахтанг, твое любимое Гурджаани!
– Твой любимый Гурджаани, – по-русски поправил его Вахтанг и тоже подошел к официанту с подносом, взял бутылку, подержал, словно взвешивал, прочел этикетку, улыбнулся, проговорил тихо: – Ну, здравствуй, дорогой… столько лет к тебе шел…
– Господа… как это понимать? – бормотал подавленный портье. – Это дорогая мебель… восемнадцатый век, господа… дорогая мебель…
– Не волнуйтесь, дружище! – прожевывая колбасу, успокоил его Владимир. Просто нам некуда девать силы и мы решили немного повеселиться после этой проклятущей войны! Имеем право? Или веселиться можно только Гиммлеру с Кальтенбруннером?
– Восемнадцатый век… Боже мой… – лепетал портье.
– Мы понимаем – восемнадцатый век! За восемнадцатый особая плата, так? Пожалуйста, получите, – Владимир достал еще пачку банкнот, сунул ее портье, и выметайтесь отсюда, дружище, не мешайте веселиться! Давай шевели ногами! он подтолкнул портье и официанта к двери, захлопнул ее…