Очнулся я на какой-то скамье.
– Они за это поплатятся, – сказал Бригадир. От него я узнал, что турки убежали, как только подоспели наши. Потом Бригадир и Профессор доставили меня домой. Два дня я пролежал дома, на работу не мог идти из-за страшной головной боли. Профессор кормил меня овсяным отваром и следил за тем, чтобы я не вставал. Каждые два часа он менял холодные компрессы, наложенные на пах. Все тело было покрыто синими, фиолетовыми и желтыми пятнами. Вечером Файльбёк принес большой флакон иналгона. Теперь я хоть боли не чувствовал. Он сказал:
– Мы с Сачком выяснили, где живут эти твари. Скоро поквитаемся.
Понадобилось две недели, чтобы все наши прошли испытание. Я хотел попробовать себя еще раз. Но Файльбёк возразил:
– Ты и так дрался храбрее всех. Не тебе нужно испытание, а всем нам надо теперь испытать себя местью.
Фриц Амон, полицейский
Пленка 3
В шесть вечера мы заканчивали службу. После обеда все как-то устаканилось. Нам оставалось попить кофейку, почитать газеты, не торопясь нарисовать протокольчик и, может, разок прошвырнуться по патрульному маршруту. Вот и все дела. Первый раз бал в Опере – без моего участия. Думаю, пойду домой, посмотрю телевизор. Те, которые заступали вечером, разошлись по домам досматривать соревнования. Им разрешалось отдохнуть перед началом дежурства. И вдруг – бац! Приходит факс: «Всем оставаться на местах! Полная готовность!»
Мой старший напарник аж крякнул:
– Во дают! Я бы и сам мог им подсказать, что людей маловато. Стоит только в газеты заглянуть. В общем, надо пересчитать на всякий случай кости, пока тебе другие не пересчитали.
– Нас наверняка шесть тысяч не наберется, – сказал я. – Но откуда ты знаешь, что нас мало?
Он только и ждал момента, чтобы растолковать мне все обстоятельно:
– Если бы все сводилось к тому, что
Месяца за два до бала прошла демонстрация исламских фундаменталистов. Повод дала не наша страна, сыр-бор был из-за ближневосточной политики американцев. Началась перепалка – демонстрантов не пускали к американскому посольству. Сам я тогда был свободен от службы, о событии узнал из телепередач, из газеты и от товарищей, участвовавших в деле. С ними я учился в полицейской школе. Иногда мы вместе закусывали в шницельной. Они полностью перекрыли Больцманнгассе, где находилось посольство. Они просто хотели воспрепятствовать попыткам демонстрантов помешать нормальной работе дипломатов. Но эти братья-мусульмане – или как их там? (потом выяснилось, что они в основном из Египта) – повели себя агрессивно. Без драки не обошлось, человек двадцать арестовали. Вообще-то не ахти какая крупная акция. Их и трех сотен не набралось. Большинство арестованных были вскоре отправлены восвояси, главным образом, как я говорил, в Египет. Некоторых пришлось отпустить, так как они уже имели наше гражданство. Им только сделали предупреждение. Несколько демонстрантов получили ранения, а один из них умер. Такое случается. Ему не повезло, была перебита сонная артерия. Кто тут постарался: наш или ихний, до сих пор не установлено. Через несколько дней после несчастного случая с утра весь город был обклеен плакатами. Слыхали об этом? «Отомстим за смерть Абдула Хамана!» Буквально на каждом углу. Это было призывом для сброда перед балом в Опере. Под призывом подписалось