Вера

– Я уже всего добилась, – тихо сказала она.

Он не знал, как разговаривать с ней.

– Ты хоть отдаешь себе отчет, что подохнешь от голода или от чего еще с таким языком? – не выдержал он.

– Я ела пайку, – безучастно промолвила она. – Я все уберу. Только жратву убирать не буду. А если подохну, то вам забот меньше. Разве вы нас сюда не для того, чтобы мы дохли, отправили?

Ларионов был напряжен. Это было гораздо серьезнее, чем он предполагал. Но ярость закипала в нем оттого, что он знал, что она говорила правду.

– Вот что, – сказал он твердо. – Два дня тебе на то, чтобы отъесться, а потом я решу, куда тебя направить работать. Лесоповал по тебе плачет. Там дурь быстро проходит.

Александрова покосилась на него. Она думала, он добавит ей дней в ШИЗО.

– Ешь давай. Ты хоть в зеркало себя видела?

Она почувствовала, что голос его смягчился, и это было странно. Она привыкла к жестокости власти и от него ждала того же.

– Я не стану есть это! – вскочила и громко сказала она.

– Брезгуешь? – вырвалось у него.

– Да! – крикнула она. – Я не жру объедки за убийцами!

Ларионов, сам не зная, как это случилось, вдруг ударил ее наотмашь по лицу. Он никогда не бил женщин, и Ирина была первая, кого он ударил за всю жизнь. Она чуть не упала от силы его удара.

– Наконец-то! – вдруг захохотала она, растирая щеку. – Теперь я узнаю стиль ваших!

Ларионов чертыхнулся. Он не должен был давать волю ярости.

– Зачем ты делаешь это? – спросил он, переводя дух.

Александрова встала со скамьи и приблизилась к нему.

– Всю жизнь меня мучил один вопрос.

Ларионов был сильно напряжен, и не потому, что она вызывающе вела себя, а оттого, что почувствовал какое-то необъяснимое родство с этой женщиной и несокрушимую волю в этом маленьком тельце.

– Я думала, что не получу ответа. Но я получила. И мне теперь нечего больше терять, понимаете, Григорий Александрович, – закончила она, особенно чеканя его имя.

Никто и никогда так не раздражал его, как эта женщина. Он смотрел на нее сверху вниз, не зная, как с ней поступить. Она опустила голову, и волосы снова скрыли ее лицо, ее ноздри слегка подрагивали. Ларионов выдохнул. Казалось, они долго простояли в молчании.

– Я пришлю Федосью, – вымолвил он. – Она поможет тебе, а потом пойдешь в барак.

Александрова быстро посмотрела на него.

– Не в ШИЗО?

– Ты хочешь в ШИЗО? – не выдержал он.

– Мне все равно.

– Тогда пойдешь в барак.

Он бросил взгляд на куль с едой и тарелками.

– Это надо разобрать. Еду можешь отнести в барак. Лишний кусок хлеба тут – роскошь. Не все желают себе смерти. Пусть поедят, – сказал он и вышел.

Ларионов направился к Федосье и отдал ей распоряжения. Федосья кивала. Александрова смотрела с кургана.

– Григорий Александрович, а что она там стоит, словно расконвоированная? – спросила удивленно Валька.

Ларионов повернулся и увидел Ирину, стоявшую у бани и смотрящую в их сторону.

– Чудная какая! – хихикнула Валька.

Ларионов нахмурился.

– Чертова ведьма, – бросил он и ушел к себе в избу.

Федосья с одышкой закатилась в баню, немного переваливаясь на своих кривых ногах. Александрова неторопливо раскладывала посуду отдельно, а еду отдельно. Федосья покачала головой.

– Гордячка, значит? – с добротой в голосе сказала она. – Ты не гордись. Молодая, красивая, тебе еще жить и жить. Поешь. Тут много сил нужно будет. А я тебе помогу.

Александрова вопросительно посмотрела на Федосью.

– На лесоповале ты загнешься. Тебе надо в лагпункте что-то подыскать. Я пока понаблюдаю, что да как. Потом порешим. Зови меня тетя Федосья.

Александрова не понимала ее разговоров и делала свое дело.

– Тетя Федосья, а давно он тут начальником? – спросила Ирина.

– Понравился? – Федосья улыбнулась.

Ирина бросила тарелки.

– Да вы что?!

– А что? – покосилась Федосья лукаво. – Мужик он видный. У него есть тут одна – Анисья. Сейчас познакомишься. Баба она дюже красивая. Казачка.

– Мне это неинтересно, – отрезала Ирина, дрожа.

– А я за знания деньги не беру, – засмеялась Федосья. – Хорошо ей живется при нем – и сыто, и тепло. Он ее одевает, спать позволяет иногда в избе, когда на ночь зовет.

– Прекратите! – воскликнула Ирина. – Это по́шло!

– Чего ты? Иль княжеских кровей? – обиженно промолвила Федосья. – Гордячка, одно слово.

За Александровой так и закрепилось это прозвище. Убрав баню, Федосья свела Ирину в барак. Она приволокла в мешке собранную в бане еду и наказала Ирине отдать ее Клавке. Некоторые «придурки» уже были в бараке и лежали на вагонках. Навстречу им поднялась барачная дневальная – Анна Ивановна Балаян-Загурская – пышногрудая дама лет шестидесяти с крупными чертами лица, сильными руками и мощной шеей со вдовьим горбом.

– Кого Федосья Прокофьевна нам привела? – радушно, голосом уверенной в своих позициях женщины заговорила она и двинулась навстречу Ирине и Федосье.

– Вот, Ирина Александрова – вчерашняя этапная, – засмеялась Федосья, и они с Анной Ивановной Балаян-Загурской обнялись по-свойски. – Там еда у ней, сами знаете…