Вера

Как только она видела Ларионова в сенях, сразу уходила в гостевую спальню, куда он никогда не заглядывал, и была там, пока он не закрывался в своей комнате или не уходил из избы. Иногда они с Федосьей и Валькой пили чай. Но никогда Ирина не ела в его доме. Она продолжала есть пайки, и каждый раз, когда Валька и Федосья садились обедать, Ирина доставала рацион и ела только свое. Поначалу Федосья и Валька смеялись над ее упрямством, но потом они поняли, что это было не упрямство, а важная необходимость для нее. Это была ее дисциплина.

Встречаясь с Ларионовым в доме, Ирина вежливо здоровалась и шла делать свое дело в помещение, где его не было. Он здоровался сухо, мимоходом, не задерживая даже на ней взгляд, и обычно казался замкнутым и суровым. Шло время, и Ларионов видел, что с ее стороны не было никаких попыток заговорить с ним. Она даже не смотрела в его сторону, сторонилась его. Это было очевидно, если не подумать нарочно. Напротив, он стал замечать, что Ирина начала жить какой-то своей жизнью на зоне.

В один из дней он уехал утром в Сухой овраг и сообщил, что вернется вечером. Но вернулся раньше. День был солнечный, и Ирина была в прекрасном настроении, как и всегда, когда не было рядом Ларионова. Дом был пуст, и она весело натирала в прихожей зеркало, напевая, когда неожиданно открылась дверь и вошел Ларионов.

Она тут же умолкла, сдержанно поздоровалась, схватила ведро и ушла в кухню. Он вошел в свою комнату и достаточно заметно хлопнул дверью. Но вскоре дверь открылась, и она услышала хруст его сапог. Он шел в ее сторону. Ирина замешкалась и стала что-то поспешно перекладывать на кухне, думая, куда деваться – в гостевую спальню бежать было уже глупо. Он остановился на пороге и молча наблюдал за ее суетой. Ирина чувствовала смятение и не знала, что делать, но не поворачивалась к нему.

– И долго ты будешь от меня бегать? – вдруг сказал он.

Ирина вздрогнула и не сразу повернулась к нему, лихорадочно обдумывая, что могло вызвать его недовольство. Потом все же обернулась.

Ларионов стоял, облокотившись о дверной косяк, и сверлил ее взглядом.

– Что вы, – скромно ответила она. – Я не бегаю.

– Бегаешь, как от прокаженного, – продолжал он. – Неужели я вызываю такую неприязнь?

Ирина опустила глаза, не в силах бороться со смущением и негодованием.

– Вовсе нет, – тихо отвечала она, раздраженная в глубине души его такими личными вопросами. – Я выполняю наряды, к чему вам мешать? Есть субординация, и она мне ясна, – решилась более резко сказать она.

Ларионов усмехнулся, прошел в кухню и сел за стол.

– Угости меня чаем, – попросил он. – Мне будет приятно.

Ирина принялась готовить чай, механически раскладывая перед ним на столе сладости из буфета. Он изучал ее исподлобья. Потом она налила ему чая и спросила:

– Еще что-нибудь желаете?

– Желаю, – ответил он коротко. – Присядь. Я хочу попить чай с тобой.

Ирина выглядела подавленной. Ее беспокоил этот разговор и вообще его странный настрой. Она присела, и он показал ей жестом налить и себе. Они сидели в тишине, пили чай, она – уставившись в чашку, он – на нее.

– Ты ничего не ешь, впрочем как всегда.

– Я ем пайки… – тихо ответила она, не желая ему грубить, но и противясь объяснениям.

– Неужели я так тебе противен? – вдруг спросил он.

Она вспыхнула. Ей было неуютно от его настойчивых расспросов и пристального взгляда.

– Говорю же – это не так.

– А как? – Он слегка подался вперед, и она невольно отшатнулась, хоть сидела от него на расстоянии. – С другими ты более приветливая и разговорчивая, – неожиданно заметил Ларионов после некоторого молчания.

Ирина вскинула на него взгляд, не понимая, как он мог знать. Ей казалось, он ничего не знал о том, как она жила последнее время на зоне, и вообще не замечал ее. Вряд ли его интересовал ее быт!

– Мы с вами по разные стороны, – наконец решительно сказала она.

Ларионов безрадостно улыбнулся.

– Наконец-то я слышу что-то большее, чем «Да» и «Нет, Григорий Александрович».

Он закурил. В Ирине нарастало раздражение.

– Вы просто ищете, к чему придраться, – вдруг быстро заговорила она. – Разве я плохо работаю? Что-то делаю не так? Вы скажите мне прямо. К чему все эти допросы?

Ларионов изучал ее лицо. Она смотрела на него теперь пристально, но слегка опустив голову, и от этого взгляд ее казался особенно пронзительным и строгим. Этот взгляд мимолетно что-то всколыхнул в нем, но он был слишком увлечен желанием вывести Ирину на разговор, которого он давно хотел.

– Я всегда говорю прямо, – сказал Ларионов, но он лукавил. Он сам не мог понять, чего хочет от нее. Он знал из своих источников, что Ирина была очень активна среди заключенных, но стоило ему оказаться у нее на пути, как она замыкалась и молчала. – Никто из моих заключенных так не нелюдим со мной, как ты. Отчего?