Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII – начала XX века

Помимо этого, благодаря более либеральному законодательству плата за выбор неофициальной церкви в соответствующей конфессии становилась не такой высокой: православный, который примкнул к старообрядцам, после смерти императора Николая I не рисковал больше ни своей жизнью, ни благосостоянием. Законодательная власть не исключала теперь из повестки дня призывы к свободе совести и веротерпимости[763], которые православная церковь осуждала. Последовательную отмену запретов и ограничений, которым десятилетиями подвергались неправославные религиозные сообщества – прежде всего старообрядцы, – увенчал указ о свободе вероисповедания 1905 года. Он поставил православную церковь перед «реальностью открытого веротерпимого общества»[764].

Однако православные иерархи и духовенство воспринимали новую веротерпимость по отношению к «раскольникам» и «сектантам» как предательство их первенствующей роли, которая воспринималась как санкционированная свыше. Они приняли вызов и приложили немало усилий, чтобы предотвратить отпадение от «истинной» веры. Вехой в борьбе с иноверцами и отпадшими можно считать основание в середине XIX века Православного миссионерского общества (1865), которое уже вскоре после того насчитывало 20 000 членов[765]. Профессиональные и хорошо оплачиваемые миссионеры с тех пор действовали на пограничных с православием территориях, чтобы убедить иноверцев в богоугодности своей веры. С 1837 года миссионерам не разрешалось награждать за принятие православной веры материально, а вскоре принуждение и уговоры тоже стали считаться недопустимыми средствами. Выпущенные в 1860 году «Правила» обращения требовали, чтобы новообращенный принимал православное исповедание по свободному волеизъявлению и из духовных побуждений[766].

Начиная с 1850‐х годов возникло также множество православных журналов. Их возрастающая роль была частью «революции печати и чтения», которая охватила православную церковь, – как реакция и на социально-экономические перемены в стране, и на растущий уровень грамотности масс[767]. Публицисты рассматривали свои печатные органы как ответ на все возраставшую критику православной церкви. Целью издателей было ослабить терпимость крестьян по отношению к «еретикам» и растолковать отличия между «истинной» и «еретической» верой[768]. Их голос в духовном поле был тем более весóм, что до 1905 года «раскольникам» и «сектантам» легально публиковаться не разрешалось.

В этой оборонительной борьбе православная публицистика все чаще раскрывала свой смысловой посыл через нарративы реальных и фиктивных биографий. Такие журналы, как выходившие в церковных округах Епархиальные ведомости или журналы для паломников – «Троицкие листки», «Братское слово», – описывали присутствие или лишение благодати Божией через жизнеописания святых, мирян, юродивых и язычников. Православная публицистика шла здесь в фарватере исторических и «толстых журналов», которые в борьбе против социального и правового неравенства также использовали био– и автобиографии[769]. Жизнеописания от третьего лица будили интерес к автобиографическим текстам. Они соотносились с процессами в беллетристике, живописи и науке, где крестьяне не представлялись теперь как пассивные объекты, но выступали активными действующими лицами.

Автобиографика крестьян, которые пережили (повторное) обращение к православной церкви, попадала в круг интересов издателей церковных журналов. Некоторые крестьяне использовали эту возможность: для церковных журналов они описывали свою жизнь как путь «блудных сыновей», которые, совращенные и ослепленные, покинули православную церковь, их отчий дом, и которым отец после всех заблуждений протянул руку для возвращения. Биографии же, которые не касались (ре)конверсии в православие, напротив, появлялись лишь изредка. Духовное преображение, таким образом, открывало крестьянам доступ к публикациям в церковных журналах.

3. Автобиографии перелома