Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII – начала XX века

В этой статье мы сконцентрируемся на автобиографиях Василия Кожевникова и Степана Чуракова, которые появились в журнале «Братское слово» в 1875 и 1884 годах. Обе автобиографии типичны для всей крестьянской автобиографики, публиковавшейся в «Братском слове». В отличие от епархиальных ведомостей, в которых были представлены также жизнеописания скопцов или молокан, «Братское слово» предлагало своим читателям исключительно автобиографии бывших старообрядцев[770]. Жизнеописания обнаруживают два главных пункта, на основе которых православная церковь старалась лишить старообрядчество твердой почвы под ногами: Кожевников олицетворяет богословские противоречия в старообрядческой вере, тогда как жизнь Чуракова призвана продемонстрировать раздоры среди старообрядцев. Автобиографии обнаруживают много общего, хотя первая написана о старообрядцах-поповцах, а вторая – о беспоповцах. Оба автора представлены в предисловии или введении как крестьяне, оба раза издатели подчеркивают в автобиографиях статус непосредственного свидетеля. Издававшийся с 1875 года журнал «Братское слово» был органом основанного в 1872 году Николаем Субботиным Братства святого Петра Митрополита Московского; учредитель преподавал в Московской духовной академии[771]. Он был тесным соратником и доверенным лицом Константина Победоносцева, который с 1880 года занимал пост обер-прокурора Святейшего синода и, как и Субботин, выступал против правовых послаблений старообрядцам[772].

«Братское слово» должно было служить для лучшего понимания раскола и одновременно для борьбы с ним. Субботин видел в журнале средство для создания истории раскола, а через историзацию старообрядчества – для того чтобы сделать сам раскол историей. Достичь этого не удалось. Напротив, в 1899 году издание журнала было окончательно прекращено. Его продажа никогда не превышала шестьсот-семьсот экземпляров в год[773]. Хотя «Братское слово» выступило с намерением преодолеть дистанцию между верующими и духовенством, живой интерес к нему не проявили ни одни, ни другие. О причинах этого можно лишь догадываться. Стоит предположить, что читательскую аудиторию отнимали у «Братского слова» более воинственные по духу конкуренты, такие как «Друг истины».

То, что, несмотря на краткий период существования «Братского слова», появившиеся в ней автобиографии занимают центральное место в статье, имеет несколько причин. Во-первых, «Братское слово» в численном отношении по публикациям крестьянских биографий занимает в православной публицистике выдающееся место. Из сорока крестьянских автобиографий обращенных, отмеченных у П. А. Зайончковского, двадцать две появились именно в этом журнале[774]. Подражатели, которые также публиковали крестьянскую автобиографику, ссылались, во-вторых, на «Братское слово» как пример для подражания в масштабах всей страны[775]. В-третьих, именно в «Братском слове» автобиографии наиболее тесно переплетены между собой. В тексте и примечаниях автобиографы и издатели ссылаются на поступки и тексты других обращенных, жизнеописания которых также могли появляться на страницах журнала. Такие засвидетельствования уважения создавали сообщество «блудных сыновей», которые могли ощущать себя под эгидой «Братского слова» как группу.

3.1. Василий Кожевников

Василий Кожевников опубликовал свою автобиографию под названием «Рассказ бывшего старообрядца о своем обращении из раскола в православие»[776]. Она была опубликована в 1875 году в начале бума крестьянской автобиографики, который охватил прессу Российской империи[777]. Хотя его принадлежность к крестьянству оговаривается в примечании издателя, для Кожевникова она не играла никакой роли – ни как средство самоидентификации, ни как легитимация публичного высказывания. Кожевников, как святой в житии, – вне сословий. Рассказ о своей жизни легитимирован прежде всего внутренними переживаниями, а не внешними событиями. Кожевников рассказывал историю вне времени – историю, которая может происходить так снова и снова. Он говорил благодаря своему обращению, и он переживал обращение, рассказывая о переломе в своей жизни. Автобиография сообщала невидимое для внешнего мира и видимым образом вписывала пишущего в новое сообщество.