Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII – начала XX века

Изменения видны лишь во внутренней структуре. Если Кожевников рисовал обращение как чудо, то с Чураковым оно произошло благодаря чтению и рациональному суждению. Эту перемену можно видеть во всех крестьянских историях обращения в целом. Несмотря на использование традиционных элементов агиографического нарратива, на задний план отступают объяснения, которые видят движущие силы собственной жизни лишь в судьбе, заданной Богом, злыми силами и социальным происхождением. В этом смысле можно задаться вопросом о правомерности диагноза неизменности представлений о причинно-следственных связях, которые выдвинул Леонид Херетц для крестьян «вообще» в поздней Российской империи[808]. В крестьянских автобиографиях, которые использовали нарратив обращения для своего жизнеописания, задавались критические вопросы о своем происхождении и отеческой вере, самоидентификация происходила в социальных, политических и религиозных контекстах по собственному выбору. В этом смысле они, безусловно, были также примером индивидуализации религии.

Позиция православной публицистики, которая в целом придерживалась традиционного мировоззрения, была амбивалентной. Через автобиографии она провозглашала личную ответственность за собственную жизнь и в то же время задавала нормы, как эта жизнь должна была выглядеть. Даже при том, что православная церковь по-прежнему выступала против веротерпимости и свободы вероисповедания, она не могла больше игнорировать такие вопросы. Издатели и новообращенные использовали их скорее в своих целях: рассказы об обращении поддерживали роль голоса совести и выбора веры постольку, поскольку это означало отказ от «сект» и представлений старообрядчества. В этом случае православная вера могла и должна была стать убеждением – убеждением, которое в то же время было обращено против либерального требования свободы совести.

Таким образом автобиографии иллюстрируют также изменения в концепции церкви. Публикация автобиографий показывает, что выросла роль индивидуального верующего. В автобиографиях к церкви относилась не только деятельность иерархов и следование догматам – жизнь в нее вдыхали прежде всего поступки верующих мирян. Публикация автобиографий была ответом православных журналов на угрозы изнутри и выхолащивание веры, которым православная церковь стала подвергаться все в возрастающей степени с нарастанием конкуренции новых мировоззрений в XIX веке. Эти публикации помогали и авторам, и читателям освоить правильное знание о религиозных догматах, церковной истории и экзегетике Священного Писания. Через автобиографии транслировался обязательный канон веры, проводились четкие границы между внутренним и внешним миром. В этом смысле автобиографические тексты выступали как средство снятия противоречий внутри православной церкви и смещения их вовне. Прикладывая большие усилия для того, чтобы выделить различия между «сектами», старообрядцами и православными и поддержать нетерпимость, обращенные и православная церковь реагировали на нивелирование правовых условий, которое они считали ошибкой, и на легкомысленный, с их точки зрения, уход верующих к «сектантам» и старообрядцам. Насколько читатели усваивали эти различия, сказать трудно. Во всяком случае, бросается в глаза, что уровень подавления инаковерующих в 1890‐х годах возрос. Законодательство по отношению к старообрядцам также стало более строгим[809].

Аналогично выводам, которые Томас Лукман делает в целом для нарративов обращения, у обращенных крестьян склонность к определенному мировоззрению находилась в тесной зависимости от канонизации содержательных моментов рассказа в их автобиографии. Останавливаясь на одних и тех же аналогичных этапах своего жизненного пути, авторы подтверждали перед своей читательской аудиторией, что они обладают правильным опытом переживания для подхода к теме[810]. Хотя автобиографии слишком прямолинейно требовали от других староверов последовать по их пути и примкнуть к единоверию или православной церкви, жизнеописание в них было прежде всего нацелено на то, чтобы подтвердить статус их членства в православной церкви – статус, который православное духовенство не всегда было готово признать за сторонниками единоверия[811]. Для обращенных крестьян автобиографии были также средством, чтобы создать сеть взаимоотношений, сделать очевидной свою принадлежность и добиться признания и уважения в избранной группе. Публикуя их рассказы, православная пресса тем самым удостоверяла произошедшую с ними перемену и подтверждала связь с ними.