Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII – начала XX века

Так начались скитания Чуракова. Как блудный сын, он удалился на страну далече, тогда как православная вера, начало и конечный пункт его истории жизни, осталась ждать его в отчизне, как добрый отец из Евангелия от Луки. Сначала он пошел в Кемский уезд к некоему отцу Тарасию, про которого говорили, что он очень строгой духовной жизни. Однако вскоре выяснилось, что столь якобы боголюбивый Тарасий не только похищал деньги у своей братии, но и выдал восемнадцать из них полиции. Прочие недостатки лишь усилили подозрения Чуракова. После этого эпизода Чураков примкнул к отцу Сергию в удаленной на пятьдесят верст от его первоначального пребывания пустыни. Здесь его также приняли радушно, но его религиозное счастье с новым духовным отцом длилось только две недели. Сергий был арестован, и Чураков остался в пустыни вдвоем с другим иноком. Появившийся отставной солдат Филипп, который был странником, рассказал ему о новом духовном пути. Он предлагал Чуракову перекреститься и тоже стать странником. Сначала Чураков не желал вновь оставить только что приобретенное иночество, которое обещало указать ему пристанище. Но его захватил и образ жизни странников, которые своей жизнью являли альтернативу привязанному к определенному месту православному благочестию: «Это, конечно, случилось не без воли Божией, дабы, изведав и это пагубное раскольническое лжеучение, усерднее обратился я к истине»[804]. Как мятущийся странник, Чураков примыкал к различным течениям, но нигде не нашел себе пристанища. В своей автобиографии он изобразил старообрядчество как расколотое течение, распадающееся на многочисленные направления. В этом состояла и стратегия православной церкви, которая, напротив, стремилась представить себя единой большой церковью. Здесь также становится очевидным, что Чураков создавал свое жизнеописание как православный и для журнала, близкого к православной церкви.

Наконец, он сообщает в своей автобиографии, что начал много читать. На основании прочитанного он стал спрашивать себя, «истинная вера Христова не находится ли в великороссийской церкви, от которой все мы бегаем?»[805]. Старообрядцы, которые уже оставили свою прежнюю веру, укрепили его в мысли обратиться к православной церкви. Они дарили Чуракову книги, которые убеждали в его воззрениях. В отличие от Кожевникова, решающую роль сыграло не чудо, а исключительно чтение: «После этого я бросил все раскольнические тетрадки и цветнички разного рода, и как раскаявшийся блудный сын решился возвратиться к матери своей – православной церкви, от которой в младенчестве получил святое крещение»[806]. Подобно блудному сыну из приведенного сравнения он вернулся, согласно автобиографии, из Сибири сначала на родину, а затем в 1875 году присоединился в Санкт-Петербурге к единоверию. Историю своей жизни после обращения Чураков читателям не предлагает. После разрешения духовного кризиса рассказывать было уже не о чем[807].

4. Резюме: автобиографии как средство доместикации

Автобиографии Кожевникова и Чуракова заканчиваются однотипно. Их также объединяет одинаковая общая структура: трехчастное деление биографии, в которой обращение составляет ключевой перелом. Оба писали с точки зрения своей позиции обращенных, оба оценивали жизнь до обращения в негативном ключе, однако не отделяли от своего жизнеописания. Внешние различия связаны лишь с тем, что Кожевников принадлежал к старообрядцам-поповцам, тогда как Чураков до своего обращения был беспоповцем. Если жизнь Кожевникова призвана иллюстрировать богословские противоречия у поповцев, Чураков живописует свою прошлую жизнь духовного «странника», в бесплодных поисках которого можно показать разделения внутри старообрядчества. Прибежищем для обоих смогла стать лишь православная церковь. Обе автобиографии могли служить для дискредитации старообрядчества, показывая, что миссия среди староверов приносит свои плоды – как раз наиболее ревностные старообрядцы оказываются благодатной почвой для учений православной церкви.