Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII – начала XX века

Автобиографии, публиковавшиеся в православной публицистике, были носителями дискурса, который видел в староверах и «сектантах» опасные силы, которые можно нейтрализовать лишь обращением. Православная пресса и автобиографии прикладывали большие усилия, чтобы представить ереси не как социальное или даже оппозиционное движение против самодержавия, хотя при этом и постоянно подчеркивали легитимирующую роль православной веры для царя и отечества. Различия заключались в религиозных вопросах – прежде всего в средствах спасения и нравственности. Рассказы об обращениях стремились донести до верующих, а также духовенства недостаток вероучительных знаний, значение которых все возрастало по мере распространения протестантских «сект» и библейских движений. Социальный и исторический контекст, который сопровождал растущие цифры «сектантов» и староверов, автобиографы и издатели прессы, такие как Субботин, замалчивали. В результате даже такие события, как отмена крепостного права, в автобиографиях никак не были отражены.

Рассказы о прошедшей жизни, смысл которой совершенно переменился, писали не только бывшие обращенные и крепостные. Усвоенные в церковной прессе нарративы сохраняли свою действенность и впоследствии, в советскую эпоху. Крестьяне и рабочие, которые описывали свою жизнь в Советском Союзе, также использовали агиографические приемы нарративов обращения. Так, автобиографии крестьян, которые появлялись, например, в 1920‐х годах в «Крестьянской газете», сохраняли трехчастную структуру. Перелом в них обозначал 1917 год, который разделял прежде и теперь[812]. Крестьяне стремились в автобиографиях убедить в своем радикальном отречении от прошлого и привести доводы правильного опыта восприятия нового[813]. Для этого они использовали метафорику обращения. Биографии – такие, например, как пионера Павлика Морозова, который «порвал с прошлым», выдав своего отца-кулака, – также были представлены в форме истории об обращении[814]. Равным образом и в политических автобиографиях сталинской эпохи, в ритуалах самокритики собственные ошибки, мнимые заблуждения, отличия и принадлежность трактовались через образы обращения. В Советском Союзе оно оставалось прототипом внутренней метаморфозы[815].

Summary

In Tsarist Russia three social spaces existed – the press and the media, autobiographical projects initiated by scholars, and the family circle – in which peasant men and women recorded their lives. The article focuses on the press, where since the 1870s autobiographies of former serfs, peasant poets and converts were published. In these texts especially, questions of belonging were discussed. The study concentrates on the autobiographies of those peasants who presented their life in the patterns of a conversion narrative. They told the readers of the church journals their story as the life of the prodigal son, who lost the true faith due to temptation and false promises. And despite all “sinful” twists and turns the church – like the father in the biblical parable – reached out its hands for return and reconciliation. Life narratives which did not result in (re-)conversion to the orthodox church were very rarely published in the church press.

By providing autobiographies, the orthodox church reacted to the crisis of their institution and the various offerings to life’s meaning from their competitors. With autobiographies the church tried to transmit the essential knowledge about dogmas, church history and the “right” exegesis of the writings. The narratives sought to convey lacking dogmatic knowledge to the believers and the clergy, which became extremely important with the rise of evangelical sects and Biblicist movements. With the autobiographies the church drew the borders between in– and outsiders. While for peasant converts the autobiographies were a means to present their strong connection to the orthodox church and to gain recognition and appreciation from the group they thought to belong to. Peasant writers who used the patterns of a conversion narrative proved that it was possible to question their own origin, their own education and beliefs. In this sense the autobiographies are also an example for religious individualization.

Судьбы монахов-дворян и их автобиографическое осмысление

Глеб Запальский