Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII – начала XX века

После большевистского переворота отец Варфоломей продолжал жить в Сергиевом Посаде и преподавать в Духовной академии. В 1920 году он подвергся первому аресту в связи с сопротивлением вскрытию мощей преподобного Сергия Радонежского. 10 августа 1921 года он был рукоположен во епископа Сергиевского и стал викарием патриарха Тихона (Белавина; 1865–1925). Чуть позже епископ Варфоломей получил в управление московский Высоко-Петровский монастырь, действовавший к тому времени как приход. Осенью 1923 года по его приглашению сюда пришла часть братии закрытой Зосимовой пустыни. В Высоко-Петровском монастыре епископ Варфоломей воссоздал зосимовское богослужение, создал условия для продолжения традиции старческого руководства. В 1924–1925 годах вокруг зосимовских духовников, пришедших в Петровский монастырь, начали складываться группы духовных детей, внутри которых к концу 1920‐х годов возникли тайные монашеские общины. Это были не первые тайные монашеские общины, возникшие в советский период. Еще раньше, в 1922 году, такие общины появились в Петрограде. Но высоко-петровские общины имели свои особенности. Во-первых, это был самый крупный из известных сейчас подпольных монастырей: к середине 1930‐х годов число тайных пострижеников составляло 170–200 человек. Во-вторых, это были молодые общины, члены которых в подавляющем большинстве не были насельниками дореволюционных монастырей, а приняли постриг уже тайно. Наконец, это были смешанные общины, членами которых были как юноши, так и девушки. Цель, поставленная перед собой зосимовскими наставниками, начавшими совершать тайные постриги, заключалась в том, чтобы сохранить православную аскетическую традицию во враждебных условиях[873].

Илл. 1. Иеромонах Варфоломей (Ремов) вскоре после рукоположения. 1912 г. Фотография из архива автора

Илл. 2. Епископ Варфоломей (Ремов). Ок. 1934 г. Фотография из архива автора

Епископ (с 1934 года – архиепископ) Варфоломей играл одну из ключевых ролей в создании подпольного братства. Он координировал деятельность духовников, организовывал внешнюю жизнь общины, осуществлял связь с церковным руководством. По сути, он был игуменом своего подпольного монастыря. Параллельно он выполнял поручения руководства Московской патриархии, в том числе негласные, хотя с начала 1930‐х годов находился на покое, а также принимал участие в работе нелегальной духовной академии, продолжавшей традиции Московской духовной академии, и примерно с 1933 года возглавлял ее[874]. 21 февраля 1935 года архиепископ Варфоломей был арестован, обвинен в «измене Родине и шпионской деятельности в пользу Ватикана», а также в «террористических намерениях в отношении руководителей советского правительства» и 10 июля расстрелян в Бутырской тюрьме. Созданные при его ведущем участии тайные монашеские общины существовали как единое целое до конца 1950‐х годов, а некоторые их члены дожили до рубежа 1990–2000‐х годов.

Первый из текстов архива высоко-петровских общин, который привлекает наше внимание в связи с анализом пореволюционных практик автоописания, – это незаконченная автобиография епископа Варфоломея, написанная между 1929 и 1934 годами включительно, но, скорее всего, в 1931–1932 годах[875]. В ней он описывает свое детство и приход к монашеству. Если сопоставить этот текст с дореволюционными автобиографиями представителей духовного сословия, мы найдем схожие черты, но и существенные отличия. Епископ Варфоломей описывает тихий, замкнутый дом, причем указание на замкнутость, уединенность детского и семейного быта повторяется несколько раз. Его первые впечатления – это болезни – самого автора, его братьев и сестер, а также их смерти. Первое событие своей собственной жизни, которое помнил владыка Варфоломей, – это молитва его, опасно больного четырехлетнего мальчика, перед Иверской иконой Божией Матери, которую тогда возили по домам москвичей[876]. «Вот эти-то смерти, а перед ними болезни, столь частые в нашей семье, понятно, давали определенное направление думам и настроениям и вели к уединению в Боге и без того сторонившуюся шума и людей душу», – писал будущий епископ[877].