Вера и личность в меняющемся обществе. Автобиографика и православие в России конца XVII – начала XX века

Рассказ автора о детском досуге содержит традиционные для воспоминаний представителей духовного сословия черты. Главная форма досуга – чтение, при рассказе о раннем возрасте упоминается уединенная игра с сестрами, в том числе игра в богослужение. В круг чтения входят русские классики и «серьезная книга», что также является типичной чертой для автобиографий поповичей[878]. Примечательно указание на этапы домашнего воспитания: до восьми лет мальчик проводит время с матерью и сестрами, а затем поступает под строгий надзор отца, который вводит его в алтарь храма. Интересы ребенка и отрока формировались в процессе чтения. Владыка Варфоломей пишет, что его привлекала история древней Церкви, а затем внимание сместилось к «вопросам нравственного характера». В связи с этим сформировался интерес к писаниям святых отцов, особенно отцов-аскетов и к богословской составляющей в богослужении. Автор воспоминаний писал, что рад тому, что аскетика и литургика не стали областью его научных интересов: «В них самая жизнь моя ‹…› Для меня нет ничего дороже живого слова Отцов и Богослужения»[879]. Но помимо чтения, он говорит и о личных встречах, которые определили его жизненный путь: «Примеры жизни поучают не только со страниц житий святых, не оскудело людьми Божиими и наше время. И мы слышали из уст живых отцов слово назидания. И мы видели нашими очами поучение примером их жизни»[880].

Епископ Варфоломей пишет о неуверенности в себе и в своих способностях, которая сопровождала его все детство и юность. Причиной этой неуверенности стала неудача на вступительном экзамене в Духовное училище, которую он пережил в десятилетнем возрасте, в результате чего был принят в училище «одним из последних». Почти одновременно, в одиннадцать лет, во время опасной болезни отца у отрока формируется чувство требовательности к себе. Затем он становится семейным лидером, но его лидерство особого рода – это лидерство ранней ответственности и сострадания: «И служение скорби и боли людской я понимаю как главный долг и задачу своей жизни…»[881] Воспитание чувств будущего руководителя тайного монастыря проходит через семейные лишения и утраты, но также – и через потрясения в период первой русской революции:

В конце 1905 г. мы были в кольце декабрьского восстания на Пресне, после чего моему отцу пришлось пережить жуткое: расстрел его учеников по прохоровской школе. Эти события и все вместе взятое снова привело моего отца к тяжкой болезни в январе 1906 г., а меня заставило пережить много нравственных потрясений и страданий[882].

Повествуя об этом пути, проходившем через внутренние переживания, но и через чтение святых отцов, епископ Варфоломей показывает органичность своего прихода к монашеству. Из текста ясно, что в дальнейшем автор собирался писать о значении в его жизни духовных наставников Зосимовой пустыни – схиигумена Германа и иеросхимонаха Алексия, – но автобиография обрывается на академической поре жизни нашего автора.

Несмотря на отмеченные совпадения, авторефлексия епископа Варфоломея не укладывается в стандарты дореволюционных нарративов духовного сословия, хотя автор – плоть от плоти его. Детство здесь не описывается как «земной рай» или «золотой век». Духовная школа не несет автору страданий, они уже пережиты под домашним кровом. Более того, о школе говорится почти вскользь, как о чем-то второстепенном. Перелома, связанного с решением о принятии монашества, не наблюдается, а подчеркивается органичность избранного пути[883]. В суровой интонации повествования о детстве как о череде утрат и испытаний, настигающих рассказчика именно в семье, в отчем доме, там, где ранее выходцев из духовной среды окружал «рай», мы как будто видим предчувствие грядущей катастрофы. Именно семья оказывается жертвой первых ударов, причем их источник не столько несправедливое общество, сколько рок, божественное Провидение. Оно обрушивает на семью болезни, безвременные смерти и стихию революции. Удары, приходящие со стороны общества (в частности, расстрел учеников отца), воспринимаются не как проявления его несправедливости, изъянов общественных отношений, которые можно было бы исправить, а как проявления мировой трагедии. Отец автора выглядит как древнегреческий герой, гибнущий под ударами судьбы. Он следует своему долгу и, будучи болен, едет на похороны своего отца и заболевает еще больше, что в итоге ведет его к смерти[884]. Все скорбные события детства в автобиографии владыки Варфоломея – это еще отдаленные, но неумолимые раскаты грома, предвестники надвигающейся грозы и катастрофы.