Ослабшего Кэно начала бить неистовая судорога — его тело выворачивало так, насколько только позволяли суставы. Боль пронизывала каждую клетку, с него неудержимо струился пот, колотил пронзительный озноб. Его хребет выгнуло в неестественной нелепой позе, он застонал от боли, за ней началась рвота. За долгое время голода его желудок будто прилип к позвоночнику — рвать было нечем, но по мышцам желудка и пищевода раз за разом проходил такой мучительный спазм, что у парня создавалось ощущение, что он блевал, блевал без остановки остатками пищи, желчью, кровью, собственной плотью, обрывками сосудов, и эту рвоту ничего не могло остановить. Клык молча смотрел. Кэно плакал от невыносимых физических и душевных мучений. Дрожь била каждую мышцу в теле, судорога выламывала его суставы, потом изо рта пошла пена — его состояние напоминало эпилептический припадок. Парень изнемогал, царапая по полу грязными ногтями. С очередной судорогой его сознание померкло, он снова рухнул в обморок. Клык присел рядом на полу, достал ключ и отстегнул наручники. Он аккуратно взял Кэно за плечи, прислонил его спину к своей груди и взял парня за запястье, сосредоточенно считая пульс.
— Я знал, что ты справишься, — шепнул он, убедившись, что все в порядке.
Он не мешкал — сразу повез Кэно в лазарет. Там парня осмотрел Страйдер.
— Он поправится не скоро, — огорченно сделал он заключение. — Наркотики сильно подорвали его здоровье.
Страйдер поправил очки и указал Клыку на гнойные струпья вдоль локтевой вены парня.
— Это от иглы, — пояснил он, обрабатывая язвы йодной настойкой. — Можешь вообразить, что делается внутри организма?
Что уж говорить, молодому человеку пришлось нелегко. Поразительно, что вообще удалось снять его с иглы столь жестким методом. Однако Кэно знал, что никто, кроме него самого, не виноват в том, что с ним случилось.
Поправившись, он продолжил обучение с усердием и ответственностью — он очень не хотел подводить людей, так много сделавших для него. Морихея радовало то, с какой скоростью парень усваивал уроки — у него была приличная сила и цепкий ум, он мог соображать, мыслить логически. Глава клана даже поговаривал, что за ним будущее организации.
Вскоре Кэно стал истинным бойцом клана — все чаще участвовал в операциях наравне с другими «Черными драконами», воевал с кланом Дагона. Но на одной стычке с «Красным драконом» враг имел преимущества — и по вооружению, и по числу. Анархисты сражались до конца. Кэно отстреливался из АКМ, получил два пулевых ранения в живот, но это он окончил бойню, пристрелив последнего вражеского наемника и подняв черный флаг анархистов. С поля битвы его уносил его учитель Страйдер, причитая:
— И зачем Морихей втягивает его в это?
— Вот именно. Он же еще только подросток, — подтвердила Скарлетт, когда мужчина заносил парня в машину. — Раны у него сильно серьезные?
— Да, в живот попали, — проговорил Страйдер.
— У тебя нет обезболивающего? Он же мучается, — она пригладила короткие мокрые от пота волосы Кэно.
— Нет, — покачал головой мужчина.
Парень терял сознание. Жар окончательно разморил его.
— Пауки… Пауки… — срывался невнятный шепот с его пересохших губ.
— Бредит, — грустно промолвил Страйдер.
— Бедняга, — жалела парня Скарлетт, отирая пот с лица молодого человека.
Валяясь на больничной койке, Кэно снова пришел к выводу, что он — оружие в чужих руках. Отчаяние уже готовилось атаковать, когда он сам нашел для себя рациональное объяснение случившегося:
— Анархизм основан на взаимовыгодном сотрудничестве. Что же получается? Эти люди дали мне средства, хлеб и крышу над головой, да еще и взялись обучать меня — взамен я просто обязан сражаться на их стороне за их идеалы. Но я — не наемник, ставший под чужие знамена. Мне самому нравятся эти идеалы.
Тем не менее, Кэно не оставляли уныние и тоска. Может, эти чувства навевал больничный запах лазарета и вид белых простыней, может, все это было вызвано тяжелой болезнью (после ранения началось заражение крови), а, может, он не мог понять, чего он хочет.
Только к осени того же года Кэно смог почувствовать себя лучше. Тоска, морившая его все это время, начала развеиваться, но нужно было найти средство, чтобы избавиться от нее окончательно. Клык ждал этого — Кэно спросил, не хочет ли тот вспомнить молодость и поохотиться. Ответ был категоричным:
— Едем ко мне на ранчо койотов гонять.
В Техасе осень была не очень уж живописной. Здесь нельзя было любоваться желтизной и багрянцем палой листвы, взору человека с душой художника доводилось только довольствоваться выжженной травой прерий.
— Эти серо-бурые хищники обнаглели до предела, — сетовал Клык, ложась в траву и готовясь отстреливать койотов. — У нас есть такие уникумы, которые списывают их злодеяния на мифическую тварь — вампира чупакабру.
Кэно беззвучно засмеялся. Тут что-то зашуршало в сухой траве. Луговой волк пробежал так близко, что до него было рукой подать. Клык, кажется, удивился этому и замешкался, но Кэно выстрелил. Послышался жалобный скулеж. Рейнджер встал и пошел вперед. На траве лежал мертвый койот.