Вера (ЛП)

Но как он мог написать об этих вещах так, чтобы это не прозвучало как обвинение?

Или — еще хуже — чтобы не подтолкнуть Эрика к осознанию того, что Чарльз чувствовал как неосознанную связь между ним и Рейвен. Чтобы не разворошить то, что до этого оставалось скрытым… «утешая вином и разговорами»…

«Вера», — напомнил себе Чарльз. Если он скажет Эрику правду, все будет хорошо. Он достаточно верит в Эрика, чтобы быть в этом уверенным.

И все же, нужные слова ускользали от него. В конце концов, он решил продлить эту ложь еще на несколько дней. Чарльз решил, что напишет Эрику, когда вернется со следующего патрулирования.

***

На второй день дождь начался с самого утра. Чарльз накинул тяжелое пончо и продолжил двигаться, надеясь, что их отряд доберется до вершины горы до темноты. Лучше спать, когда вода течет от тебя. Грязь хлюпала под его ботинками, а солдаты по очереди сыпали проклятьями, потому что их сигареты отсырели.

В последние светлые часы — насколько позволяло серое небо — Банд сказал:

— Начинайте подыскивать хорошее расположение.

Новые солдаты вздохнули с облегчением, обрадованные тем, что день ходьбы закончился. Ветераны, в число которых теперь входил и Чарльз, знали, что впереди их ждет сырая ночь.

И все же, кто-то был в очень хорошем настроении. Кто-то чувствовал не просто облегчение. Почти ликование.

И этих людей было несколько.

И еще был страх — неизбежный страх войны и лихорадочное возбуждение, которое предшествует готовности убивать…

Чарльз всмотрелся в окружающие их джунгли. Дождь хлестал по деревьям, сумерки сгущались, и он ничего не мог разглядеть. Это была сложная местность для схватки, но она идеально подходила для того, чтобы спрятаться.

— Капитан Банд? — позвал он.

Как только имя сорвалось с его губ, воздух взорвался звуками стрельбы.

— Сукин сын! — крикнул Армандо. Солдаты вокруг Чарльза упали на землю и схватили свои винтовки. Он как мог спрятался за небольшим возвышением и стал готовить медикаменты. Сегодня ночью у них будут пострадавшие.

Много пострадавших.

Потому что дар Чарльза сказал ему то, что остальная часть его отряда скоро поймет — они были окружены.

========== Глава 3 ==========

Несмотря на четкую церковную доктрину, Чарльз никогда, даже будучи священником, не был полностью уверен в существовании ада. Он не сомневался, что грехи должны быть наказаны, но какой цели служит наказание без возможности искупления? Если ад только карает, то его цель лишена добродетели. А если у ада нет добродетели, то как он может быть справедливым наказанием для кого бы то ни было? Его существование в таком случае — еще больший грех, чем те, за которые он должен карать.

Вместо этого Чарльз считал, что после смерти человек чувствует все то, что заставлял чувствовать других людей при жизни. Он познаёт всю любовь своей семьи и друзей, но также и боль, которую причинил людям, в полной мере переживая их страдания. Даже в худших жизнях есть радость, и даже в лучших — печаль. Но все же те, кто испытывал благодать, кто был добр и помогал другим, получают более счастливое посмертие. И он мог представить лучшие варианты для Адольфа Гитлера, чем познавать ужас собственных концентрационных лагерей и газовых камер шесть миллионов раз.

Сейчас же Чарльз был уверен, что ад воплотился на земле, и что он находится именно в нем.

Крик пронзил воздух сквозь шум стрельбы, и Чарльз пополз в сторону звука. Они были в осаде уже шесть дней. На данный момент у них было трое убитых и пятеро раненых. Боеприпасов почти не осталось, еда закончилась прошлой ночью. Все это время дождь лил, не прекращаясь ни на минуту.

Пули вонзались в стволы деревьев прямо над Чарльзом, и он вжался в грязь так сильно, что пришлось повернуть голову, чтобы иметь возможность дышать. Медицинский рюкзак, казалось, хотел утопить его. Но как только стрельба прекратилась, Чарльз приподнялся, пополз к последнему раненому… и увидел, кто это был.

— Тони! — крикнул он, скользя по грязи к рядовому Каталине. Ноги Тони были неестественно искривлены, лицо перекошено, словно его терзал невидимый хищник. Желудок Чарльза скрутило, когда он посмотрел на его живот — разорванный взрывом, с видимыми внутренностями.

На базовом обучении им говорили, что ранения в живот почти всегда фатальны.

— Держись, Тони, — Чарльз как мог пытался остановить кровотечение, но он уже знал, что Тони немедленно нужно в больницу, даже если у него это получится. А прямо сейчас все выглядело так, что ни один из них не выберется с этого склона в ближайшее время, если вообще когда-нибудь выберется.

Даже продолжая делать свою работу, он мысленно составлял письмо Эрику. Почему он не написал ему? Его убивала мысль о том, что он мог еще раз сказать, что любит его, но позволил ревности и сомнениям лишить этого их обоих. Даже написать только эти три слова было бы достаточно. Единственным, что притупляло его сожаления, была возможность представлять, что бы он написал ему сейчас, если бы мог: