Вера (ЛП)

— Чарльз, нет, — Эрик придвинул стул настолько близко, что мог сидеть почти вплотную к кровати. Он приложил ладонь к лицу Чарльза. — Тебе не за что извиняться.

— …Я обещал тебе.

— Да. Ты обещал, что вернешься ко мне, и ты вернулся, — голос Эрика надломился, он наклонился ближе, так что его голова почти лежала на подушке. Чарльз мог ощущать его мягкое дыхание на своей щеке. — Разве ты не видишь? Ты сдержал свое обещание. Теперь ты дома, в безопасности, и я тут, с тобой.

Чарльз нашел в себе силы поднять забинтованную руку и взять Эрика за запястье, там, где он касался рукой его лица. Эрик медленно водил большим пальцем по его щеке, вперед и назад, утешающими движениями.

— Ты не должен ни за что извиняться, — голос Эрика дрожал, но он продолжал говорить, медленно и сосредоточенно, словно разговаривал с маленьким ребенком. — Ты не сделал ничего плохого. Ты был храбрым, ты был сильным, и теперь ты вернулся домой. Больше ничто не причинит тебе боли. Худшее позади. Ты вернулся домой.

Чарльз заставил себя кивнуть.

Какое-то время они оба молчали. Эрик уткнулся лицом в подушку, и Чарльз понял, что он плачет, но пытается скрыть это, чтобы не беспокоить Чарльза.

— Не надо, — сказал он. Когда покрасневшие глаза Эрика встретились с его собственными, он продолжил: — Останься здесь.

«Останься со мной, смотри на меня, ничего страшного, что ты плачешь».

Возможно, Эрик понял то, что осталось непроизнесенным, потому что больше не отворачивался.

— Ты молишься? — спросил он шепотом, сморгнув слезы.

— Немного.

— Я думаю, тебе это нужно, — в этот момент он действительно был похож на священника. — Твоя сила в твоей вере, Чарльз. Ты ведь не утратил ее?

— Нет.

— Ты все еще веришь.

Чарльз кивнул. Лицо Эрика смягчилось выражением глубокого облегчения.

— Хорошо. Это хорошо. Держись за это, всегда.

Он осторожно поцеловал губы и лоб Чарльза, затем снова лег на подушку, так что они практически смотрели друг другу в глаза. Чарльзу казалось, что не существует ничего за пределами рук Эрика, за пределами их полуобъятий. Это все, что у него было, и все, в чем он нуждался.

Мягкие поглаживания по щеке продолжались, Чарльз смотрел в серые глаза Эрика, прежде чем снова уснуть. И в этот раз его сон был более спокойным.

Он вернулся домой. Худшее позади. Чарльзу нужно было узнать это, прежде чем он сможет по-настоящему отдохнуть.

Когда он проснулся, Эрик уже ушел. Должно быть, медсестры прогнали его в такое позднее время — скорее всего, было уже за полночь. Чарльз знал, что ему только что ввели обезболивающее — он не чувствовал себя хорошо, но и не чувствовал боли. Казалось, что он парит над кроватью или даже над собственным телом. И все же он чувствовал себя в большей степени собой, чем за все время с момента ранения.

К нему вернулась способность молиться, или, вернее, он нашел ее внутри себя — там, где она и была всегда, просто он на какое-то время потерял ее.

«Благодарю Тебя за то, что вернул Эрика ко мне, — молился Чарльз. — Благодарю Тебя за отца Джерома и его доброту. Благодарю Тебя, что показал мне то, что наша любовь сильнее, чем отчаяние, что она переживет даже смерть».

Чарльз чувствовал себя так, будто стоит перед лицом Господа, будто он обнажен перед Ним во всей своей слабости, сомнениях и человечности. Наконец он смог положиться на волю Господа — более полно, чем когда-либо раньше. Он принял и отпустил все — то, чего стыдился, и то, чем гордился. И он полностью, окончательно обрел мир.

«Благодарю Тебя за каждый момент».

В последующие дни лихорадка вернулась, но Чарльз просто позволил ей гореть внутри. Он спал глубоко и крепко. Прошло не меньше недели, прежде чем он смог связно говорить с Рейвен. Намного больше времени понадобилось на то, чтобы доктора перестали хмуриться, глядя на его показатели. В течение всего этого времени боль не прекращалась, но переносить ее стало легче. И все же, только когда один из докторов наконец улыбнулся, Чарльз понял, что будет жить.

***

Удивительно, но борьба с сепсисом была недостаточной причиной, чтобы Чарльз получил медицинское освобождение от своих военных обязанностей. Его просто какое-то время будут лечить, а затем снова отправят во Вьетнам. Ранение ноги, однако, было совсем другой историей. Так как его колено не функционировало в полном объеме, он больше не мог служить и в начале октября был с честью уволен. Это должно было произойти позже, но Рейвен настаивала на частном лечении, а Чарльз аргументировал тем, что нелепо ему занимать место, так необходимое солдатам, которые не могут позволить себе персонального доктора.

Лучшее медицинское обслуживание было той роскошью, которую Чарльз готов был принять. Тем не менее, он не смог удержаться от насмешки, когда увидел транспорт, который должен был отвезти их обратно в Нью-Йорк.

— Частный самолет? Рейвен, серьезно?

— Чарльз, пожалуйста, расслабься и просто… побудь богатым, хотя бы раз в жизни, — она нахмурилась, поднимаясь по трапу.