Вера (ЛП)

— Ничего не произошло. Я имею в виду — ничего такого, о чем бы я… не догадывался.

В этом не было смысла, но Чарльз кивнул так, будто понял.

— Я слишком сблизился с ней, когда ты уехал, Чарльз. Для меня это было всего лишь… Мы были друзьями — более близкими, чем когда-либо, и так много времени прошло с тех пор, как я был так близок с кем-то помимо тебя. Мне очень помогала эта возможность говорить с кем-то открыто — о тебе, о Джин, о войне, обо всем. Но я никогда не хотел большего. Никогда. Я клянусь.

Его слова светились правдой, и Чарльз медленно расслабился, осознавая, что его вера не была напрасной.

Эрик не замечал этого. Сожаление разрывало его.

— Я должен был подумать о том, чем это казалось для нее, но я не подумал. Я… — его голос надломился, — дал ей ложную надежду. Я ужасно обидел ее, но она винит во всем себя. Если кто и виноват в этом заблуждении, так это я. Рейвен так сильно любит тебя, Чарльз. Она даже молилась за тебя каждый вечер.

— Она и за всю жизнь не произнесла столько молитв, сколько за это время.

— Ты не злишься?

Чарльз хромая прошел обратно к кровати. Эрик повернулся к нему, его сильные руки легли Чарльзу на плечи, поддерживая.

— Вы столько времени провели вместе. Вы были одиноки. Было бы странно, если бы между вами ничего не изменилось.

В любое другое время скептический взгляд Эрика был бы даже забавным.

— Даже ты не можешь быть настолько спокойным, Чарльз.

Абсолютная честность должна работать в обе стороны.

— Когда я понял, насколько вы вдвоем сблизились, я был… напуган. Расстроен. Я настолько ревновал, что… даже не знаю, что я хотел сделать. Но я сказал себе, что должен верить в тебя.

— И ты верил?

Чарльз кивнул, указывая в сторону кровати — ему все еще сложно было стоять, даже так недолго. Эрик помог ему опуститься.

— Ты уверен, что все в порядке? — они сидели рядом, и Эрик наклонился к нему. Выражение его лица оставалось таким неуверенным. — Чарльз, если ты хочешь сказать мне что-то еще, то скажи это.

Что-то сломалось внутри него. Он вцепился в футболку Эрика.

— Не смей уходить от меня. Не смей даже думать о том, чтобы уйти от меня, я так сильно тебя люблю…

Эрик жестко поцеловал его, и это было идеально долю секунды, пока грудь Чарльза не начала болеть. Они отодвинулись друг от друга. Чарльз задыхался, но все равно продолжал улыбаться.

— Я никогда не уйду от тебя, — сказал Эрик. — Я твой. Навсегда, — он нежно расчесал рукой волосы Чарльза, которые стали достаточно длинными, пока он был в госпитале. — Жаль, что ты не в том состоянии, чтобы я мог поприветствовать тебя дома так, как я хочу.

— Просто иди сюда. Этого достаточно, — лежать в собственной кровати, обнимая Эрика, было настоящим праздником жизни.

***

На следующий день он попытался помириться с Рейвен, и праздник закончился.

— Что сказал Эрик? — сразу же спросила она. Ее руки были сжаты в кулаки и упирались в бока. — Что он тебе рассказал?

— Он винит себя, — Чарльз старался говорить спокойно. — Он считает, что дал тебе ложную надежду.

— Ложную надежду, — Рейвен запустила пальцы в свои длинные волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам в стиле хиппи. — Это то, что он думает. Что я маленькая девочка, которая на протяжении последних месяцев воображала роман с ним, потому что он оставался допоздна и разговаривал со мной чаще, чем обычно.

Спокойствие, которое поддерживало Чарльза прошлой ночью, теперь ускользало от него. Но он упорно продолжал:

— Я всего лишь не хочу, чтобы между нами, как и между вами с Эриком, осталась какая-то неловкость.

— Ты не можешь контролировать мои отношения с Эриком.

— Я не пытаюсь ничего… диктовать тебе, и если ты хочешь, чтобы Эрик сказал тебе это сам… — возможно, ему стоило подождать с этим разговором хотя бы неделю. Голова Чарльза начала тяжелеть, даже незначительного учащения дыхания из-за волнения было достаточно, чтобы началось головокружение.

— Конечно, он скажет. Потому что он любит тебя, — Рейвен смотрела в окно, избегая встречаться взглядом с Чарльзом. — Он любит тебя так же сильно, как я люблю его.

Сказанного было уже не отменить. Измученный разум Чарльза попытался оттолкнуть эти слова, но тяжесть услышанного откровения осталась. Теперь Рейвен была самой честной из них, была даже более храброй, чем он мог предположить.