Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

просвечивает сквозь любой конкретно-исторический камуфляж. Эта борьба в социально-историческом

мире есть производное той внутренней невидимой брани, какая совершается в каждой душе человеческой и

в которой внешние события черпают энергию для своего развития, энергию добра как и энергию зла.

Искусство нередко зримо обнаруживает эту связь, отображая сам процесс перетекания энергии из души в

мир внешней событийности, от человека к социуму — и наоборот. И само способно передавать такую

энергию от человека миру и от мира человеку.

Во второй половине XIX века бесовские силы в России всё более ощутимо проявляли себя через

революционное движение. Никого не должна обманывать внешняя привлекательность провозглашаемых

целей революции. Прозорлив был Тютчев, и полезно будет ещё раз вдуматься в его утверждение:

"Революция — прежде всего враг христианства! Антихристианское настроение есть душа революции; это

её особенный, отличительный характер. <...> Тот, кто этого не понимает, не более как слепец,

присутствующий при зрелище, которое мир ему представляет".

Революционная бесовщина увлекала многих честных и искренних Русских людей: слишком

соблазнительна была приманка. А чтобы распознать ложь соблазна, мало быть честным и искренним. Мало

даже быть умным. Нужно быть духовно ориентированным (хотя и это не даёт подлинного ручательства).

Революция в России ясно сознавала своим главным врагом Православие (и самодержавие, и

народность в единстве с ним). Революционные вожделения укреплялись постепенным оскудением веры в

народе.

Русская литература была непосредственно включена во все исторические процессы, в

преобразования, совершаемые над страною и над народом.

1

Когда солдаты-конвоиры препровождали в сибирскую неволю Николая Гавриловича

Чернышевского (1828—1889), они были поражены его нравственным обликом. "Нам говорили, что мы

будем охранять страшного злодея-преступника, а это святой" — так примерно передавали они свои

впечатления.

Ленин, вспоминая о том сильном воздействии, какое оказал на него роман "Что делать?",

выразился: "Он меня всего глубоко перепахал".

Итак, святой вдохновил бесовскую силу?

Как мы знаем, в романе "Что делать?" автор дал своё, революционное, понимание проблемы

русского Инсарова. Если Тургенев в потребности такого типа для России сомневался, то Чернышевский

высказался категорично: "... это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли".

Соль соли земли?.. Он понимал, хорошо понимал смысл этого образа. "Вы — соль земли" (Мф.

5,13), — сказал Спаситель Своим ученикам. Сын священника, учившийся в Саратовской духовной

семинарии, Николай Чернышевский, без сомнения, сознательно рассчитывал на такое сопоставление.

Автор "Что делать?" ставит русского революционера выше святых апостолов. Автор всегда показывает

веру Христову и христианство как начало, враждебное здравому смыслу и цели социального бытия. А

именно эту цель пытается раскрыть Чернышевский в своём романе, подчёркивая замысел самим названием.

— Что делать?

— Созидать будущее, которое светло и прекрасно. Говори же всем: вот что в будущем, будущее

светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из

него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и

наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в неё из будущего. Стремитесь к нему,

работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее всё, что можете перенести.

— Но как это делать?

— Так, как это делают "новые люди", Вера Павловна, Лопухов, Кирсанов...

— Что же они делают?

— Преобразовывают жизнь. Устанавливают экономические отношения на основе новой,

социалистической формы собственности. Устанавливают новые отношения между людьми, основанные на

свободной любви и взаимном уважении. Они строят новую жизнь.

— Но разве можно им подражать?

— Отчего же нет?

— Оттого что они необыкновенные, что они слишком высоки для нас.

— Нет, они самые обыкновенные, а то, что они делают, под силу любому. Вся и цель-то истории,

чтобы таким стал каждый: "...Тогда уж не будет этого отдельного типа, потому что все люди будут этого

типа и с трудом будут понимать, как же это было время, когда он считался особенным типом, а не общею

натурою всех людей".

— Неужели так?

— Именно так.

— Как вы докажете это?

— Чтобы доказать, я покажу вам подлинно необыкновенного человека.

"Необыкновенный" Рахметов и есть, по Чернышевскому, "соль соли земли". Остальные — весьма

обыкновенны. Но обыкновенность эту автор раскрывает своеобразно.

Есть в романе одно весьма примечательное место. Обойти его вниманием было бы серьёзным

просчётом при осмыслении революционной идеологии. Чернышевский рассуждает: "Ложь не выходила из

уст его", — сказано про кого-то в какой-то книге. ...Читают книгу и думают: "Какая изумительная