Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

просто выражена Варварой: "А по-моему: делай что хочешь, только бы шито да крыто было". Там, где всё

строится на насильственно удерживаемом страхе, иного и быть не может: страху чаще всего противятся

обман и лицемерие. Катерина этот принцип принять не может: "Обманывать-то я не умею, скрыть-то

ничего не могу". Варвара тут же как неразумной напоминает ей: "Ну, а ведь без этого нельзя; ты вспомни,

где живёшь! У нас весь дом на том держится. И я не обманщица была, да выучилась, когда нужно стало".

Знаменательно: тот самый здравый смысл, безумие мудрости мира сего, к которому апеллирует

просветительское сознание, на деле часто противостоит совести, и именно он направляет социальное

развитие к деградации.

В своём противостоянии лжи Катерина становится поистине лучом в окружающей тьме. Но её свет

не духовного, а душевного свойства, поскольку и сама нравственная жизнь человека соотносится со сферой

душевного бытия (в трихотомии: тело, душа, дух). Трагедия Катерины, причина её гибели именно в

душевности, а не духовности её стремлений и переживаний. В решающий момент ей недостаёт именно

духовных сил в противоборстве греху.

В неразличении этого, к слову заметить, кроется исток заблуждений Добролюбова: критик

держится мнения, что нравственность находится в зависимости от социальных условий (что отчасти верно),

но не сознаёт, что дух — никогда, что в духовной сфере действуют свои законы, своя логика, отличная от

того, к чему он так прикипел рассудком. Оттого в грехе Катерины ему и мерещится свет грядущего

освобождения, оттого он так и радуется её гибели, усматривая в ней залог непреложного движения к

освобождению. Подобная радость может быть объяснена не только известной ущербностью души, но и

неспособностью постичь те духовные законы, какие действовали в судьбе Катерины и какие по сути своей

имеют совершенно иную природу, нежели социально-нравственные. Но Добролюбову нужно было

отыскать протест, борьбу и прочее, — недаром же и статью свою о "Грозе" он по обыкновению завершил

эзоповым призывом к бунту.

Катерина пала не жертвой тёмного царства только, но жертвой распадения собственной веры

прежде всего — и драматург отразил все основные моменты этого гибельного для героини процесса.

Чуткая, не огрубевшая во лжи и страхе натура, не может не ощущать тяготеющей над нею

несвободы устоев внешнего мира. Всем памятна реплика Варвары на рассказ Катерины о её жизни до

замужества: "Да ведь и у нас то же самое". Ответ Катерины поразителен: "Да здесь всё как будто из-под

неволи". Так раскрывается различие между развитостью и неразвитостью душевной: оно проявлено в

несходстве восприятия сходных внешне, но противостоящих внутренне ситуаций.

Где нет свободы — не может быть и любви. Как и наоборот: вне любви нет и свободы. Вне любви и

свободы — та тьма, которую не рассеять никакой науке.

В Катерине душевные движения к свободному проявлению своих стремлений, к любви —

необычайно сильны.

При внешних попытках ограничения её воли она способна и на протест, какой в её силах и

возможностях (тут Добролюбов угадал верно).

Вот это тяготение к протесту, какое, нужно признать, таится во многих сильных вольнолюбивых

натурах, может при соответствующих духовных обстоятельствах (оговоримся лишь: речь тут идёт о тёмной

духовности) дать волю и сильным страстям — чего не смогла избежать и Катерина.

Главная опасность для души — страсти, о чём многократно предупреждают Святые Отцы.

Архимандрит Киприан (Керн) писал об этом так: "Святоотеческая аскетика в своём многовековом опыте

выработала учение о страстях как источнике греха. Отцов-аскетов всегда интересовал первоисточник того

или иного греха, а не самое уже осуществлённое злое дело. Это последнее есть только продукт глубоко

укоренённой в нас греховной привычки или страсти, которую эти писатели именуют иногда и "лукавым

помыслом" или "лукавым духом".

Можно бы сказать, что "Гроза" есть драма обнаружившего себя греха: греха любодеяния, а затем

непрощенного греха самоубийства. Но такое утверждение было бы не вполне справедливо, ибо "Гроза" —

драма зарождения, развития и возобладания в душе героини тех страстей, которые затем обнаруживают

себя в греховных выбросах её поступков.

Внешние обстоятельства несомненно препятствуют стремлению героини к подлинной любви,

осуществляющей себя в свободе всех собственных проявлений. Человек может ответить на подобную

ситуацию либо своевольным протестом; либо усилением духа уныния; либо смиренным приятием скорбей

и обретением посредством того подлинной духовной свободы, по примеру и по слову Апостола:

"...многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие" (Деян. 14, 22). "Терпи скорби, — увещевал

преподобный Нил Синайский, — потому что в них, как розы в тернах, зарождаются и созревают