Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

отдавать предпочтение религиозной истине, хотя и не отказался вполне от разработки социальных мотивов.

Старый официант Яков Скороходов, главный герой повести, пройдя через многие муки и

жизненные испытания, претерпев тягостные страдания, выпавшие ему в нелёгкой жизни, приходит к

своеобразному итогу:

"Можно сказать, один только результат остался, проникновение наскрозь".

Это "проникновение" (то есть умение понять истину жизни, проникнуть в душу каждого человека,

осознать, по-своему, смысл бытия) — не существует для "человека из ресторана" само по себе: оно тесно

связано в его сознании с "сиянием правды" некоего боголюбивого старичка, образ которого важен для

понимания повести:

" — Без Господа не проживёшь. ...Добрые-то люди имеют внутри себя силу от Господа!..

Вот сказал. Вот! Вот это золотое слово, которое многие не понимают и не желают понимать.

Засмеются, если так сказать им. И простое это слово, а не понимают. Потому что так поспешно и бойко

стало в жизни, что нет и времени-то понять, как следует. В этом я очень хорошо убедился в своей жизни.

И вот когда осветилось для меня всё. Сила от Господа... Ах, как бы легко было жить, если бы все

понимали это и хранили в себе".

В подобном решении нашло отражение то, к чему шёл своими путями сам Шмелёв: без Господа не

проживёшь.

В начале 1910-х годов Шмелёв постепенно приходит к выводу, что причина всех зол заключается

не в классовом неравенстве, а в нравственном несовершенстве человека. Поэтому задача разоблачения

социальной несправедливости отступает для него на второй план, а затем на время становится и вовсе

неважною. Писатель всё чаще стремится выявить в людях те моральные основы, которые существуют в них

независимо от классовой принадлежности, общественного положения, состояния, чина и т.п., от всех

"гримас жизни". Впервые это отчётливо проступило в небольшой повести "Мой Марс" (1910). Автор здесь

утверждает прямо: то непривлекательное, часто отталкивающее, что мы постоянно видим в жизни и в

людях, — всего лишь нечто вроде обмана зрения. Нужно уметь под грубой оболочкой видеть подлинную

сущность, которая всегда прекрасна. И социальные различия также являются такой внешней оболочкой. По

мысли автора, они не имеют никакого значения тогда, когда человек сталкивается с какими-то

сущностными проявлениями бытия, как, например, борьба за жизнь или ожидание смерти.

В ряде его произведений того времени ещё можно отметить социально-разоблачительный пафос —

таковы "Патока" (1911), "Стена" (1912), "Ненастье" (1912), "Пугливая тишина" (1912), но вскоре их

окончательно сменяют иные настроения в творчестве, в котором вскоре появляется качественно новая

особенность, мысль о независимости человека от среды, в первую очередь от власти социальной

обыденности. Человек "уходит" от этой власти в мир нравственных и духовных ценностей, начинает

зависеть только от собственных внутренних устоев. Личность уже не рассматривается как "продукт

общественного развития", но лишь как результат самоприсущего ей стремления к самосовершенствованию.

Именно поэтому писателю и не нужно изображать социальных противоречий. Теперь он ставит своих

героев лицом к лицу с вечными проявлениями бытия: с природой, с любовью, со смертью.

В повести "Росстани" (1913), одном из шедевров дореволюционного творчества Шмелёва, главный

персонаж — старый человек, ожидающий смерти. Автор настойчиво подчёркивает эту мысль: не богатый

купец, наживший громадное состояние, а именно старый человек, радующийся каждому дню, который

дарит ему жизнь, потому что дней этих осталось уже немного. Прежняя жизнь, заботы, добывание денег,

суета — всё осталось где-то там, как будто в ином мире.

Весьма характерен для этого времени рассказ "Лихорадка" (начало 1915). Герой его, художник

Качков, глядя в пасхальную ночь на церковь, украшенную и освещённую на средства некоего купца

Культяпкина, проникается чувством всепрощения и любви к людям.

" — Вот, вот оно! — показал на толпу Качков. — Единение! Все одним связаны, тем, что живёт в

тайниках души, что не выскажешь. Объединены одним, чем и ты, и я. Только они не скажут. Я сливаюсь с

ними, я чувствую их, и они мне близки! Только великие идеи могут так связывать! Родина, вера, самое

дорогое, что ни за какие силы нельзя продать! ...Понимаешь, я теперь людей чувствую... целовать их хочу!

хочу! ...Ведь это свет во тьме, эти церкви! Ведь не будь их, что бы было? ...Я всё прощаю. Я лабазам этим

поклонюсь — пусть в них Культяпкины, пусть, пусть! И они страдают. И в них живая душа, которая может

подыматься!"

Показательно, что в "Лихорадке" описано то самое Замоскворечье, которое является местом

действия многих пьес А.Н. Островского и традиционно соединяется с понятием "тёмного царства". Шмелёв

же заставляет своего героя неявно цитировать пасхальное Евангелие:

"И свет во тьме светит, и тьма не объяла его" (Ин. 1,5).