Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

средствами искусства. Вот действие Промысла. Брошено было семя в душу. А затем долгий срок был дан,

чтобы подготовить почву для его прорастания. Сорок непростых, часто слишком тяжких лет. Он вспомнил

о Валааме в 1935 году... Но пока долго ещё до того.

3

Он не сразу стал великим писателем. Во многих своих опытах долго был эпигоном. Своеобразие

шмелёвского восприятия мира в ранних его произведениях отпечатлевалось не вполне совершенно.

Для первых произведений Шмелёва характерно стремление выявить лучшее, доброе и светлое, что

присуще душе человека, и что хоть в малой мере выражает присутствие в человеке образа его Творца.

Правда, сознательного религиозного осмысления того у автора повестей "Служители правды" (1906), "В

новую жизнь" (1907), рассказов "Гассан и его Джедди" (1906), "К солнцу" (1906) и др. по сути нет:

чувствуется лишь ясно направленный к тому вектор творчества.

Колебания в мировидении Шмелёва, относящиеся к дореволюционному периоду его творчества,

определены слишком заметно его отношением к "социальной истории": писатель то пребывает как бы вне

её, то начинает проявлять к ней пристальный интерес, следуя при этом всегда традициям критического

реализма, находившегося в те годы на излёте. Само отношение к социальной стороне русской жизни

зависело в немалой мере от событий политической жизни С их напряженностью как бы естественно

усиливалось и внимание к исторической социальной конкретности бытия. Все критики и исследователи

марксистского толка могут смело характеризовать творчество Шмелёва конца 1900-х годов как

"передовое", "прогрессивное", "революционное" и т.д. Время слишком захватило его и подчинило своим

соблазнам.

Многие заблуждения предстояло преодолевать. Одно из главных — восприятие характера русского

революционера. Разумеется, изображая события революции, писатель не мог обойти стороной и

вершителей её. Отношение к ним у раннего Шмелёва было неизменно благожелательным. Но при всей

симпатии к этим людям их мир остаётся для писателя неведом. Если в произведениях Шмелёва и

появляются революционеры, то он смотрит на них чаще глазами "отцов", как бы со стороны, с точки зрения

иного мира. Самое большее, на что способен писатель, — это лишь на пассивное сочувствие. Он

показывает нравственное превосходство "детей", но суть их деятельности остаётся для читателей чаще

всего загадкой. Нет у Шмелёва (что тоже важно) и точной социальной характеристики революционеров: в

то время, как у Горького появляются уже "сознательные пролетарские борцы", Шмелёв изображает скорее

разночинных террористов. В этом он не отличался от прочих знаньевцев.

И важно то, что в дореволюционных произведениях Шмелёва нет ни одной отрицательной

характеристики изображаемых им революционеров. Благородство и нравственная высота деятелей

революции определена, по мысли писателя, высотою цели, ради которой они борются и страдают. В

рассказе "Жулик" эта цель высказана просто: "А как лучше будет, то и жуликов не будет..." То есть: зло

определено несправедливостью внешних обстоятельств. Изменить обстоятельства — победить зло. Чем и

занимаются революционеры. Заблуждение стародавнее, давно нам знакомое. И Шмелёву ещё предстоит

одолеть его.

А залог того, что для Шмелёва возможно было такое одоление, — это его преимущественное

внимание к проблемам совести. С какой бы стороны ни подходил он к изображению революции или её

участников, он всегда обращал основное внимание на проблемы нравственные. Его прежде всего

интересуют те моральные основы, которыми руководствуется человек в оценке событий, в выборе

жизненной позиции. В этом заключается отличие Шмелёва от многих знаньевцев, отражавших революцию

в своём творчестве и всегда шедших при этом за внешностью событий, без попытки обобщения и

глубокого осмысления. Шмелёва же не интересовали никакие события сами по себе, вне связи их с теми

этическими первоосновами жизни, которые пребывали в центре внимания писателя на протяжении всего

его творчества. Всё, относящееся к сфере этического, Шмелёв чаще рассматривал независимо от

социальной действительности. Нравственность не имела у писателя классовой характеристики.

Именно сосредоточенность на проблемах совести в надклассовом их понимании определило

дальнейшее развитие творчества Шмелёва, обусловило тот поворот, наблюдаемый в его творчестве в 1911

— 1912 гг., смысл которого был справедливо определён в советском литературоведении как "отход от

социальной истории".

Это проявилось в ходе работы над повестью "Человек из ресторана" (1911), одной из вершин не

только в творчестве самого Шмелёва, но и всего русского критического реализма начала XX века. Работа

над повестью "Человек из ресторана" приходится на тот переломный момент, когда писатель начал