Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

Писатель всё увереннее обретает в своём творчестве то, что позже заметно выделит его в русской

литературе. Необходимо помнить, что утверждение идеи всеединства живого, идеи торжества жизни в тот

период, когда в искусстве были широко распространены индивидуалистические стремления, пессимизм, в

период разрушения сознания имело несомненную положительную ценность.

В произведениях тех лет для Шмелёва важны были не сами описываемые события (довольно

заурядные чаще всего), — а та напряжённая внутренняя жизнь героев, которая одна и имеет, по мнению

автора, смысл для человека. Это определило некоторые особенности формы этих произведений. Рассказы

Шмелёва середины 1910-х годов (в отличие от Куприна, Андреева, Вересаева и др.), по сути, не имеют

сюжетной организации. Писатель стремится показать жизнь "как она есть", не нарушая её литературными

условностями, вроде чёткой композиции или сюжета. Он считал, что подлинный смысл жизни всегда

выявляется "вне фабулы", и тем был близок Чехову.

Всё это позволяет сделать вывод, что к середине 1910-х годов Шмелёв окончательно

сформировался как художник, ищущий свой самобытный путь. Для Шмелёва уже тогда важнейшей мерой

при оценке человека стала мера религиозная.

В рассказе "Правда дяди Семёна" простой крестьянин высказывает как основной закон всего

русского бытия, да и всего человечества — закон правды Божией:

"Чего это?! — тычет он к церкви. — Церковь Божия?! так? чего на ней стоит? Хрест?! Для чего

хрест ставят? сказывай, для чего? <...> А для того, что... спасение! пострадал и... и молись — смотри,

помни! Кровь Свою отдал драгоценную, за всякую... за всех змеев и за стервецов! Вот! За всех, хорошие ли,

негодящие ли... За дрызг всякий, за воров-разбойников, за убивцев, за кровопивцев! Значит, памятуй. А у

нас что?!"

Необходимо заметить, что даже когда Шмелёв критикует действительность, то совершает это

прежде всего ради "ухода" человека от власти "заедающей среды", ради слияния его с Божией правдой.

4

Одновременно с этими открытиями, за Шмелевскими "Божьими людьми" в литературе (в

произведениях Арцыбашева, Каменского, Виноградова, Гиппиус, С.Фонвизина, Ф.Сологуба) появляется

"новый герой", герой небытия, безнравственный эгоист. Он по-своему активен в стремлении к

наслаждениям, но эта активность должна рассматриваться как одна из разновидностей пассивности

человека, ибо при таком отношении к действительности он превращается в раба своих желаний, своих

привычек, в раба плоти. В раба своего греха. Его поведение становится всё более детерминированным

собственными эгоистическими потребностями, бороться с которыми он не в силах. Всё это неминуемо

должно было породить (и порождало) фатально-пессимистический взгляд на человека, что особенно

проявилось в творчестве Ремизова. Одиночество, безволие, пассивность человека становится в 1910-е годы

особенно заметным в произведениях писателей модернистского склада.

Шмелёв видит в абсолютизации "исторической необходимости" призыв к пассивности. Он ратует

всё же за активное отношение к жизни. Но на смену социально-активному герою в его творчестве приходит

человек, которого можно назвать нравственно-активным. Действительно, если эгоистические стремления

можно рассматривать как зависимость от низменных потребностей, как нравственную пассивность, то

устремлённость к нравственным ценностям является в сравнении с этим именно активностью, хотя эта

активность не обязательно должна проявляться в действии. Всякое стремление освободиться от власти

детерминизма — биологического, бытового, социального, исторического, — стремление руководствоваться

прежде всего велениями совести нужно рассматривать как проявление активного личностного начала.

(Нравственная активность становится таким образом антонимом абсолютизированного детерминизма.) При

такой форме активности нравственные ценности обретают особое значение.

Нравственная активность героев всё более начинает вытеснять в произведениях Шмелёва

активность социальную с начала 1910-х годов. Как на важный пример того можно указать на развитие

характера старика Скороходова в повести "Человек из ресторана", активно утвердившего своё моральное

превосходство над миром корысти и нравственного убожества. В произведениях середины 1910-х годов

Шмелёв соединяет проблему свободы человека не с пробуждением социального самосознания, а с

моральным неприятием зла, с обретением в душе прочных устоев.

Оптимизм шмелёвского миропостижения стал той прочной основой, опираясь на которую можно

было противостоять всем декадентским наскокам. В творчестве Шмелёва утверждался идеал вольного,

стремящегося к свету человека, ощущавшего свою связь с природой и со всем богатством мира. Сам

"бытовизм" свой он рассматривал как полемику с "безбытностью" декаданса.