Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

эмпириокритицизм" (1914). Синонимом этого термина, обозначающего примат веры над эмпирикой, было

для вождя слово, по цензурным соображениям отставленное, поповщина. Теперь весь облик этого человека

был едва ли не целиком вымышлен художниками соцреализма и принят на веру большинством советского

народа.

Образ Ленина выстраивался в произведениях советской литературы по единому шаблону,

отступление от которого было невозможно. Этот шаблон изготовили преимущественно Горький и

Маяковский, сумевшие облечь его в собственной практике в достаточно совершенную художественную

форму. Особенно у Маяковского Ленин представлен с мощным поэтическим напором. Автору лиро-

эпической поэмы "Владимир Ильич Ленин" удалось преодолеть декларативность политического изложения

и схематизм основной идеи. Но схема остаётся схемой. Основные константы её таковы:

1. Ленин — величайший гений всех времён и народов. Творец истории. Мужественный победитель

российского самодержавия. Жертвенный борец за светлое будущее человечества.

2. Величие Ленина в том, что в своих идеях и своей борьбе он воплотил стремления и чаяния

трудящихся всего мира.

3. Ленин велик тем, что он теснейшим образом связан с народом — плоть от плоти его.

4. Ленин велик своей простотой и человечностью. Он — "самый человечный человек".

5. Дело Ленина бессмертно. Да и сам он — "живее всех живых". В каком-то смысле, ему и

воскресать не нужно, ибо он "всегда живой", всегда указывает путь к счастью всеобщему.

Разумеется, каждый художник был волен наполнять эту схему собственным материалом,

придумывать свои подробности для подтверждения всех постулатов, уделять большее или меньшее

внимание любому из них, но держаться схемы он был обязан неукоснительно. Сколько бы мы ни

перебирали произведений соцреализма о Ленине, ничего принципиально нового они дать не могут. От

Горького и Маяковского до драматурга М. Шатрова — все, более или менее талантливо, но писали об

одном.

Когда приходила необходимость объяснять "перегибы", их истолковывали как отступление от

"ленинских норм" (хотя на деле-то они являлись именно следованием тем нормам) партийной жизни. Все

вины сваливались то на всевозможные уклоны и оппортунизм, то на Сталина. Тождество Ленин—Сталин

перешло в противопоставление одного вождя другому. При этом имя Ленина всегда оставалось свято. Так,

например, осмыслил проблему А.Т. Твардовский в поэме "По праву памяти" (1970).

Одновременно мифологизировалось понятие партии. Они с Лениным — "близнецы-братья",

таковыми остаются и по сей день. Если взглянуть непредвзято, то у партии не отыщется ни одного вождя с

неподмоченной по той или иной причине репутацией, но тем не менее она "свята и безгрешна". (Это тоже

парадокс, поскольку партия оценивается именно по вождям.)

Выдающийся математик и не менее выдающийся социальный философ И.Р. Шафаревич

проницательно увидел в социалистических утопиях воплощённую тягу безбожного человечества к

небытию. Так то и вообще закон апостасийного мира: в отчаянии безбожия человек не может не поддаться

такой тяге. Собственно, это прямая цель дьявола. Но человечество одурманивает себя, всевозможными

самообманами: измышляет картины земного рая, якобы непременно ждущего всех в неопределённом

будущем, насаждает в собственном сознании идеи бессмертия революционного дела. Над изготовлением

усыпляющего дурмана усиленно трудится прежде всего партийное искусство. Служа безбожию, оно

усугубляет безбожие — неизбежный порочный круг.

Сакрализация революционных ценностей означала лишь одно: навязывание народу абсолютной

апостасии.

Символическим стало в этом смысле знаменитое стихотворение Э.Багрицкого "Смерть пионерки"

(1932). Умирающая пионерка Валя отвергает принесённый матерью крестильный крест и в последние

мгновения жизни отдаёт пионерский салют красному знамени.

3

Одним из творцов "религиозно-безбожного" сознания стал Маяковский. Он же оказался среди

первых жертв "работы адовой".

Маяковский ринулся в революцию сразу и радостно. И стал возглашать себя её певцом. В таковом

качестве он вошёл в историю литературы.

Революция влекла. Многих влекла эта стихия, потому что они обманно высмотрели в ней

сакральный смысл. Маяковский постоянно жаждет обновления, переделки мира. На основе чего переделка

предполагается? Да на основе того убогого понимания жизни, какое обнаруживается в поэзии самого

Маяковского. На основе апостасийного понимания бытия.

Но если Бог отвергнут, то всё равно хоть видимость чего-то сакрального потребна. Иначе на что

опереться? Опора ненадёжна? Это потом узнается, когда только и останется, что "точку пули" ставить. Но

пока в революции мнится бессмертие. Она становится тем ложным кумиром, которому Маяковский готов

отдать "всю свою звонкую силу поэта" (революцию надо понимать как комплекс явлений, жёстко