Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

доклад "радостью высвеченного" (в "молитвенном сиянии"?) человека совершается "по душе". О чём?

Товарищ Ленин,

работа адовая

будет

сделана

и делается уже.

Вот проговорился!

Основная часть молитвы-доклада наполнена жалобами на "разную дрянь", на многих "разных

мерзавцев", отбившихся от рук и переполнивших "нашу землю".

Главный враг Маяковского проглядывается ясно: это зародившаяся номенклатура, верно берущая

господство над жизнью.

Тем, кто паразитирует на какой-либо идее, всегда только помехою становятся люди, этой идее

искренне приверженные, и они их уничтожают. Маяковскому было уготовано стать жертвой. Он был

обречён внутренне. Он был обречён и внешней страшной правдой революции. А кто успеет первым

поставить "точку пули" — дело случая.

В конце 20-х годов в политической жизни страны произошли сущностные изменения: с победой

Сталина над большевистской ленинской верхушкой партии (уже отстранённая от власти, она скоро будет

уничтожена физически) медленно, но верно воцарялась новая сила, и ей органически чужд был внутренний

революционный романтизм, порывы, иллюзии, которые вдохновляли Маяковского. Он был обречён.

Он отринул Бога, и не было у него самой возможности теперь осознать в себе образ Его. Поэтому

так важно было утвердить свою самость на чём-то ином. А революция всё больше оборачивалась "дрянью".

Ему так хотелось думать, что это всё издержки, пена, отступление от истинной сути, а не выражение её, что

надо лишь усерднее бороться с ошибками, толкать на нужный путь, воевать, бичевать... И одна за одной

пошли гневные филиппики против бюрократии, против зарождающейся номенклатуры, их не счесть, и все

весьма недостаточны качеством. А другую половину его произведений составляет агитпроп, поучения,

наставления, заклинания, призывания побед в революционной борьбе. Он пишет всё это, "становясь на

горло собственной песне". И как, должно быть, самому ему противно было всё это писать...

Наступать на горло поэзии смертельно опасно не только для поэзии, но и для самого поэта. Тяга к

небытию, звучавшая в стихах Маяковского ещё до революции, теперь не могла не усугубиться.

Одновременно же бунтует в человеке и тяга к жизни. И к бессмертию. Столкновение таких

разнонаправленных тяготений — мучительно и трагично.

Вероятно, какое-то подсознательное ощущение заставляло поэта соединять с восторгами от

революции тревожное чувство: что-то в ней укрывается опасное для неё же самой.

Маяковский воспел революцию в поэме "Хорошо!", но он же, о чём сам свидетельствовал, сочинял

и противоположное — поэму "Плохо". Против тех, кто мешал служить революции. Однако от этой поэмы

не осталось никаких следов.

Понимал ли сам Маяковский поэтическую ущербность своего дела? Ощущал — несомненно.

Неслышным ужасом веет от его признания себе и всем в "Разговоре с фининспектором о поэзии"

(1926). Среди слабо сделанных стихов вдруг блеснула поэзия неподдельная:

Всё меньше любится,

всё меньше дерзается,

и лоб мой

время

с разбега крушит.

Приходит

страшнейшая из амортизации —

амортизация

сердца и души.

Напомним, как Достоевский представлял себе этапы деградации человека, отвращающегося от

Бога. Ересь — безбожие — безнравственность — атеизм и троглодитство. Судьба Маяковского неплохая к

тому иллюстрация.

К Богу-Творцу он обращался теперь с бесцеремонной снисходительностью, глумился и над

Церковью. Он пишет множество достаточно гнусных агиток, оскорбляя тем уже не Бога ("Бог поругаем не

бывает"), но саму поэзию.

И это определило тот жестокий крах, к которому поэт двигался упорно всю свою жизнь.

4

Если Маяковскому поначалу мнилось, будто в происходящем он всё постиг и умом превзошёл

("Моя революция" ... и прочее), то Есенину это давалось с трудом:

... я в сплошном дыму,

В развороченном бурей быте

С того и мучаюсь, что не пойму —

Куда несёт нас рок событий (3,58).

Так, уже после всех главных потрясений, в 1924 году он писал.

Одно время ему, правда, казалось, что он нечто понимает. А понимал он то, что "понимают" все

несильные умом и безнадежные в своём смятении люди: жизнь бессмысленна. Это то самое греховное

состояние, которое называется унынием и об опасности которого так настойчиво и много предупреждали

все Святые Отцы. Трудно так жить, а когда вокруг всё устремлено к хаосу — тем труднее. Есенин являл

собою отчасти вариант классического типа "лишнего человека", не знающего своего жизненного

предназначения. Конечно, легко остановиться на том, что жизнь — обман и бессмыслица. Одоление такого

состояния требует внутренних усилий.

Есенин пытался вырваться, осмыслить революцию — осмыслить религиозно. Появляются:

"Пришествие" (1917), "Преображение" (1917), "Инония" (1918), "Сельский часослов" (1918), "Иорданская

голубица" (1918), "Кантата" (1918), "Небесный барабанщик" (1918), "Пантократор" (1919), "Сорокоуст"

(1920). Но он скоро забрёл в тупик. Религиозность Есенина превращалась в литературщину, в

нагромождение и смешение образов библейских, церковных и бытовых.