дракону, апокалиптическому Зверю, пугающему своей железностью. Да и вся поэма недаром названа
"Сорокоуст". В ней описана долгая непрекращающаяся заупокойная служба по гибнущей Руси.
Поэт порой уверяет сам себя, что ни о чём не жалеет. Он готов как будто не только примириться, но
и соединиться с новою жизнью. Но язык выдаёт поэта:
И, внимая моторному лаю
В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз,
Ни за что я теперь не желаю
Слушать песню тележных колёс.
У мотора — лай. У тележных колёс — песня. На горло собственной поэзии хочет он наступить. И
приходится признать:
И теперь, когда вот новым светом
И моей коснулась жизнь судьбы,
Всё равно остался я поэтом
Золотой бревенчатой избы.
А избе-то скоро конец? Её сметёт железный город, как живого коня победила стальная лающая и
хрипящая машина.
Однако этот город, комфортная цивилизация не могут не прельщать. Есенин был покорён своим
путешествием в Америку, в "железный Миргород", как он образно обозначил её для себя (и этим именем
назвал путевой очерк о посещении Америки, 1923). Цивилизация представилась ему воплощённым раем.
Сознание поэта как будто раздваивается, дробится, ему хочется взять у "железной" жизни лучшее,
оставив дурное. Он не ведает, что это нераздельно. Взять железную цивилизацию и отсеять Рокфеллера?
Нельзя. Как не обойдётся попытка строительства коммунистического рая без принесения в жертву русского
мужика. Вот смысл того страшного раздвоения, раздирающего душу, которое, в числе прочих причин,
привело Есенина к трагическому итогу.
Революция утверждает железную цивилизацию, поэтому:
Приемлю всё.
Как есть всё принимаю.
Готов идти по выбитым следам.
Отдам всю душу октябрю и маю...
Нет, не всю:
Но только лиры милой не отдам.
Но как лиру с душой разлучить? Тут по живому рвать придётся. Поэтому пришлось и лиру отдавать
в услужение. Но плохо всё это у него выходило, и он сам сознавал:
Я человек не новый!
Что скрывать?
Остался в прошлом я одной ногою,
Стремясь догнать стальную рать,
Скольжу и падаю другою.
Всё мешается. (И трудно понять, чему же верит сам поэт.) И в этом сатанинском хаосе — как
выдержать, как уцелеть? Отдать душу октябрю и маю — смертельная сделка. Люди и посильнее Есенина
становились тут жертвой. Потому что приходилось вставать лицом к лицу с "чёрным человеком".
Поэма "Чёрный человек" (1925) всё объясняет слишком откровенно. Когда-то поэт, не распознав
природы "чёрного", нетерпеливо ждал его ("Разбуди меня завтра рано..."), потом проклинал ("Сорокоуст"),
теперь... Общение лирического героя поэмы с этим "гостем" чем-то напоминает разговор Ивана Карамазова
со своим чёртом. Оба беса насмешливы, оба иронично описывают в третьем лице некоторые эпизоды
жизни своих собеседников, вежливо издеваются, предъявляя жестокий счёт за прожитую жизнь, доводя
слушающих до бешенства, так что в финале разговора в голову того и другого летят — стакан и трость (не
прообразом ли их был Лютер, запустивший в беса чернильницей?). А затем дурман рассеивается,
обнаруживая, что всё было лишь пустым миражом.
Этот есенинский чёрный — и вне и внутри: он есть воплощение душевной порчи. Разговор с ним —
это и разговор с собою, со своим отражением. Поэтому его не одолеть ничем, не избыть.
Ничем, кроме одного:
"Сей же род изгоняется только молитвою и постом" (Мф. 17,21).
Причина гибели Есенина внутренняя: у него не было ни поста, ни молитвы.
Есенин уже внутренне расположен к смерти, чёрный человек уже владел всецело его душой.
Творчество и жизнь Есенина (как и Маяковского) есть ещё один опыт из многих проявлений
апостасии в жизни человеческой.
В каком-то смысле само отношение к поэзии Есенина имеет некое пророческое значение.
Прозорливо сказал о том Георгий Иванов, отметив в Есенине некое едва ли не полумистическое
очарование. "Беспристрастно оценят творчество Есенина те, на кого это очарование перестанет
действовать, — утверждал Иванов. — Возможно, даже вероятно, что их оценка будет много более
сдержанной, чем наша. Только произойдёт это очень не скоро. Произойдёт не раньше, чем освободится,
исцелится физически и духовно Россия. В этом исключительность, я бы сказал "гениальность", есенинской
судьбы. Пока Родине, которую он так любил, суждено страдать, ему обеспечено не пресловутое
"бессмертие" — а временная, как русская мука, и такая же долгая, как она, — жизнь".
Кажется, верный ответ на недоумение: отчего так любим Есенин слишком многими и долго ли это
будет длиться?
5
Когда семнадцатилетний молодой человек, пробуя себя в творчестве, способен сложить строки —
Звук осторожный и глухой
Плода, сорвавшегося с древа,
Среди немолчного напева
Глубокой тишины лесной...
— то это означает, что в поэзию вступает Поэт. Таков Осип Эмильевич Мандельштам (1891 —
1938).
Акмеистическое восприятие мира определило особое тяготение поэта к чувственной полноте бытия.
Материальность может быть и бесплотной, но и в своей неосязаемости она осязаема и прозрачно-реальна.