Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

рода энергетическом узле судьбы писателя.

Роман Пастернака — истинное, абсолютное произведение искусство. Это его достоинство и его

слабость. Достоинство романа в том, что читатель получил крепкую и подлинную литературу. Слабость —

что литература здесь превозносится и превращается в литературщину.

Жизнь реальная кажется беспорядочным и случайным переплетением нитей. Художник сплетает из

нитей упорядоченный узор, и их соединение становится искусственно организованным. Одни мастера,

придавая сцеплениям стройный порядок, укрывают его, умея создавать впечатление естественности; другие

откровеннее выставляют именно особенности строго продуманного узора, порой делая это намеренно,

вовсе не скрывая своего вмешательства в естественный порядок вещей.

Это можно уподобить работе ландшафтных архитекторов при создании парков: в парке пейзажном

все элементы подлажены к естественному пейзажу, в регулярном же пространство расчерчивается по

линейке и строго организовывается по законам симметрии и разумной соразмерности. Расчёт — имеется

везде, но в одном случае он искусно укрывает себя, в другом намеренно выставляется.

Пастернак ближе к регулярности при составлении композиции своего романа. В "Докторе Живаго"

видна явная сделанность, искусственность совмещения сюжетных нитей в общей ткани повествования. И

это оттого, что автора, кажется, меньше волнует иллюзия жизненного правдоподобия. Он к ней и не

стремится, он решает более важную для себя проблему. "Доктор Живаго" — произведение не о жизни (с её

правдоподобием), а о бессмертии. О проблеме бессмертия, если точнее. Всё и выстраивается

соответственно тому.

Более того, если продолжить сравнение с архитектурой, то Пастернак близок конструктивизму: он

нередко обнажает конструкцию, каркас романа, делая его предметом эстетического восприятия.

Сам автор утверждает принцип нового языка искусства, далёкого от прежней "пастушеской

простоты". Новый язык сродни искусственно организованному городскому пространству, с его

совмещением несовместимого, и это становится признаком новой естественности, тогда как естественность

прежняя превращается в манерничание и академическую подделку. То есть: всё переворачивается и в этом

видится большее правдоподобие, нежели в прежнем искусстве. Такие эстетические законы признаёт над

собою художник, и мы обязаны судить его творение именно по этим законам, хотя и не обязаны признавать

их законность.

Как бы там ни было, Пастернак теоретически отвергает простодушное правдоподобие для своего

искусства и практически стремится к сделанности событий и ситуаций.

Это не недостаток искусства Пастернака, но его особенность. Оно просто не организовано по

канонам реализма. Это нужно помнить и не предъявлять к нему чуждых ему требований. Художника

необходимо судить по законам, им самим над собою признанным, как верно заметил ещё Пушкин.

Можно прибегнуть и к такому сравнению: персонажи романа "Доктор Живаго" совершают

действия не по логике собственного жизненного интереса или простого правдоподобия, а по внеположной

тому логике авторского произвола, как фигуры на шахматной доске делают ходы не по своему разумению,

а по замыслу шахматиста, идущему, быть может, и в ущерб всей партии, но навязывающему ей

своеобразные композиционные пристрастия. Пастернак составляет оригинальные композиции, мало

заботясь порою о логике интересов своих персонажей, произвольно соединяя их в пространстве вопреки

какому угодно правдоподобию.

Важнейший художественный принцип романа — расположение по всему пространству

повествования неких узлов, в которые стягиваются в различных сочетаниях судьбы всех персонажей. Это

по-своему увлекательно — прослеживать все узловые стяжки в романном полотне.

Например, автор выделил две ненамеренные, таинственные встречи главных героев в Москве.

Первая, когда в рождественский вечер совсем юные Павел Антипов и Лара ведут судьбоносный для себя

разговор в небольшой полутёмной комнатке в Камергерском, а стоящую на подоконнике свечу замечает с

улицы проезжавший мимо Юрий (ещё и не знакомый с этими двумя), но "с этого, увиденного снаружи

пламени, — "Свеча горела на столе, свеча горела", пошло в ею жизни его предназначение". А затем, в этой

же комнате, не зная, что это именно та самая комната, прожил последние дни своей жизни бывший доктор

Живаго, и там же стояла у его гроба Лара, случайно зашедшая сюда, чтобы воскресить в памяти прошлое, и

вовсе не догадывавшаяся о том, что она здесь найдёт.

Все подобные узлы вовсе не стали для автора самодостаточной целью. Сплетаемые узоры

композиции являются основой, на которую накладывается иной рисунок смыслов и идей произведения.

Они создают свои хитросплетения, свои разгадываемые комбинации.

Явно заметна на поверхности лишь авторская попытка осмысления революции. По отношению к

ней с развитием романного действия оценки становятся всё жёстче и трезвее. Главный вывод, к которому