Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

Православия, что стало залогом сохранения его сути и несло в себе потенциальную возможность нового

восхождения ослабленной духовности к горней высоте. Церковь как мистическое Тело Христово (Рим.

12,5) хранила свою полноту, но искусство церковное оказалось повреждённым. В церковном православном

искусстве — человек, первоикона Бога, образ и подобие Божие, был поставлен художником в центр

эстетического освоения мира как мера для всего мироздания, ибо истинно православный образ мыслился

всегда вне греховности человека. Человек же в расцерковлённом искусстве входит в мир как часть его и не

может занять в нём главенствующего положения, ибо главенство такое не может быть ни на чём основано,

ибо он изображается теперь непреображённым, в неочищенном от греха состоянии. Человек не может

теперь освящать мир своей святостью, ибо святости в облике не имеет.

Главный итог происшедших в искусстве XVII века изменений — нарушение предустановленной

иерархии ценностей — совлечение человека с высоты преображённого состояния, уравнение его с прочим

тварным миром. И с того времени в искусстве уже не человек изображается, мыслится, оценивается по

критериям богоподобия, а к Богу прилагаются человеческие по природе своей мерки. Не человек

уподобляется Богу, но Бог — человеку. Это не изжито и усугубляется в искусстве и до сей поры.

Последствия этого для человека и для общества могут оказаться губительными. В этом явно сказалось

влияние расцерковлённой (и в известном смысле — антиправославной) культуры Запада.

Важно понимать, что русскому народу дан великий дар — Православие, хранящее в себе полноту

Истины. Поэтому и всякое заимствование может быть лишь тогда приемлемо, когда оно не нарушит

дарованной нам полноты. И тут следует быть сугубо осторожным. К сожалению, одним из чуждых для

русского сознания заимствований стал рационализм, который в сфере искусства, даже религиозного,

проявился в претензии художников на свое собственное разумение православных истин — при отвержении

многовекового опыта Церкви. Это оборачивалось для искусства утратой его духовных основ.

Всё это можно наблюдать и в литературе. В предшествующие века она неизменно, на что бы ни

обращала свой взор, отличалась высотою утверждаемого идеала и неизменно религиозной серьёзностью в

постановке решаемых проблем. "Древнерусскую литературу, — утверждает Д.С. Лихачёв, — можно

рассматривать как литературу одной темы и одного сюжета, этот сюжет — мировая история, и эта тема -

смысл человеческой жизни".

Но на фоне общего расслабления культуры позволила себе расслабиться и литература, в основе

своей пока ещё безымянная, ибо отказ от анонимности художественного творчества произошёл в

литературе позднее, чем в живописи. .

2

Из обилия литературных произведений XVII столетия выделим лишь некоторые, особенно остро

выразившие внутренние стремления русского человека той эпохи.

Своего рода символом таких стремлений стало в письменной литературе "Сказание о роскошном

житии и веселии". Произведение знаменательное — для более раннего периода, может быть, и

невозможное. В нём создан образ сказочной, райской жизни, где человек не обременён никакими заботами,

предаваясь довольству изобильного материальными благами мира. Не нужно лукавить: вероятно, во все

времена жило в человеке стремление к подобной беззаботной роскошной жизни на земле — может быть,

как далёкий-далёкий-далёкий отголосок какого-то забытого воспоминания об утраченном, унесённом

временем; но внутри сотериологического типа культуры такое стремление не могло получить полную

волю, рассматриваться всерьёз. Конечно, вполне серьёзно воспринимать всё это трезвый человеческий

рассудок никогда бы не смог — тут всё же небылица. Но людям-то свойственно опьяняться такими

утопическими мечтами — и не на подобные ли смутные чаяния опиралась и коммунистическая утопия,

ставшая своего рода квинтэссенцией идеальных социальных стремлений человека эвдемонической

культуры?

Ещё более показательно для изменившегося менталитета русского человека той же эпохи

сатирическое "Слово о бражнике, како вниде в рай". Главный персонаж произведения, некий бражник, или

попросту обыкновенный пьяница, после смерти своей земной "начя у врат рая толкатися". Разумеется,

никаких заслуг для обретения райского блаженства у этого пьяницы не было, но, ловкий и веселый софист,

он возносит себя над всеми, кто отвергает его претензии на вхождение в рай. Каждому он припоминает

какой-либо грех, совершённый обитателем рая в земной жизни, приводя при том как убедительный довод,

как доказательство собственного благочестия — утверждение, что за ним самим такового греха вовсе не

числится. В итоге бражник устраивается в раю на лучшем месте.

В "Слове о бражнике" к понятиям, относящимся к сфере духовной, применены чисто земные мерки.