Вера в свободу. Практики психиатрии и принципы либертарианства

Брэнден сообщает нам далее, что в школе был плохим учеником, интересовавшимся только психологией: «Я не имел чувства истории, которым наделена Айн, или ее знания фактов прошлого. Вчерашние традиции значили для нее очень мало и еще меньше — для меня. Она была единственной интересовавшей меня традицией, и лежала она в будущем, а не в прошлом»390. Эти двое неученых, поглощенных сами собой, поистине были предназначены друг для друга.

Брэнден начинает углублять свой интерес к тому, что он называет «психологией»: «Первая статья, которую я написал, главным образом вдохновленный желанием понять Барбару и Фрэнка, называлась «Метафизика эмоционализма»391. Он предложил следующий «анализ» психического состояния Барбары: «Спустя несколько месяцев после того, как начался роман, однажды ночью Барбара проснулась в состоянии ужаса. Встревоженные тем, что это мог быть сердечный приступ, мы вызвали Аллана Блюменталя [двоюродного брата Натана, психиатра и также участника культа Рэнд]. Проблема была не с сердцем — поражены были ее разум и чувства»392. Брэнден пишет — «был поражен разум» Барбары. Не соглашусь. Именно Барбара как личность была «поражена». Если говорить точнее — Брэнден и Рэнд намеренно причинили ей ущерб, не физически, а психологически, своим поведением и словами.

Спустя годы после этого эпизода взгляды Брэндена и Барбары на этот эпизод по-прежнему представляют столь поразительный самообман. Брэнден пишет: «Я был знаком с феноменом тревожных расстройств… никто не предложил лекарства, и я еще не знал об уже существовавших первых транквилизаторах»393. В книге «Страсти Айн Рэнд» — воспоминаниях Барбары о тех же самых событиях — она пишет: «Именно Брэнден первым высказался о … [правильном диагнозе] “патологической тревожности”… Именно это, как я понимаю в ретроспективе, со мной и происходило, название очень точно: конфликт между «я должна» и «я не могу» — столкновение двух абсолютов. Одним абсолютом было я должна принять любовную связь своего мужа с Айн, это было правильно и разумно, — другим был абсолют, молчаливо кричащий внутри меня, что я не могу»394. В сноске она добавляет: «Согласно недавним научным исследованиям патологическая тревожность считается главным образом результатом химического дисбаланса в головном мозге… поддающимся лечению подходящими лекарствами»395. Вот что происходит, когда психологи, не способные ответить, чем pancreas (поджелудочная железа) отличается от parathyroid (паращитовидной железы), играются во врачей.

Натаниэл и Барбара говорят сами с собой и друг с другом на психожаргоне. Она называет свои конфликтующие желания «абсолютами». Она не говорит, что именно делает эти желания «абсолютами». Предположим, она хотела бы есть шоколад целыми днями и оставаться стройной. Составляли бы эти конфликтующие побуждения «абсолюты»? Натаниэл объявляет расстроенность Барбары «патологической», Барбара сама объявляет свою тревогу «патологической», и оба объясняют ее «химическим дисбалансом в головном мозге». Разум закипает от этого. Интеллектуальное высокомерие, смешанное с медицинским невежеством, служащие делу самообмана, кажется, не знают границ. Если бы Брэнден бил жену и однажды сломал ей челюсть, они по-прежнему объясняли бы боль в ее челюсти химическим дисбалансом в ее мозге?

Брэнден и Рэнд оскорбили Барбару, затащив ее внимание в свои сексуальные дела. Затем они оскорбили ее еще раз, классифицировав ее невысказанную ярость в качестве «психического заболевания». Они продолжили надругаться над ней «лечением» ее от этой «душевной болезни». А затем они надругались над ней еще немного, «изучая» и публикуя статьи с «исследованиями» ее «патологии». Брэнден поясняет: «В поисках объяснений [гнева Барбары в отношении их двоих] Айн привлекла мою теорию “метафизики эмоционализма”… она написала психологическую статью по этому вопросу… я начал понимать, насколько велика проблема тревожности, и начал вырабатывать по этому вопросу теорию»396. Что остается критику сказать перед лицом такого самомнения и нарциссизма?

Вспоминая Рэнд и Коллектив, Брэнден пишет: «Мы не были культом в буквальном, словарном смысле слова, однако определенно некоторая культовая сторона в нашем мире имела место (в том же смысле, в котором в ранние годы психоанализа можно было говорить о “культе Зигмунда Фрейда”…)»397. Это в самом деле имело место, и не только «в ранние годы».