Веремя странствий [СИ]

— Эвонто, — наконец прорезалси голос у Быляты и вон опершись рукой о плечо хохочущего сына, молвил, — ты Гуша у такой противный, шо ни водной шишугушке не мил, и вони на тя не глядять, оттогось ты к нам и прицепилси, надеясь у дальних краях разыскать собе невесту… Ну, а ежели у тех местах не живуть шишуги, як тады быть?

— Ох…хох, — горестно выдохнул Гуша, и вывернув свову нижню губу, пристроил её на подбородок, да немного погодя, верно обдумав слова старшины воинов, ответил, — ну, коли шишуги тама ни живуть, таки хоть плойдушь Бил Швить пошотлу, собя иму покажу.

— Кхе… те похоже не стоить Бел Свету казатьси, — встрял в разговор Сеслав да зачесал ладонью на главу свои рыжие волосья, вупавшие от дуновения ветерка на лицо. — Вжесь ты мне поверь…

Упавостью ты не блещишь… и окромя — охо. хо! ничавось вызвать не могёшь.

— Вжи я ни блищу, но ты тожи холош, — мгновенно откликнулси Гуша и вздернув выспрь голову, вызарилси на Сеслава. — Усё у тя лико, коли ты то ни видаишь, лашпалашовано шотлить ни плиятно… во ак…

— А ты и не сотри, ежели не приятно, ужось не прошу я тя о том, — усмехаясь ответил Сеслав, и провёл пальцами по поверхности пузатого шрама.

— А я и не шотлю… больно надо мни шотлить, — тутась же загутарил в ответ Гуша и лицо его исказила кака-то кривизна сице, шо верхня губа изогнулась управо да приподнявшаяся увысь щека поглотила правый глазь, и шишуга немедля превратилси в страшного вуродца. Токмо эвонто состояние лика длилось недолзе и ускоре вернулси прежний вобраз Гуши, може не оченно приятный, но усё ж терпимый, и тадысь шишуга продолжил, — я ушё шотлу на Быляту, — тяперича Гуша широкось расплылси у улыбке и заискивающе посотрел на старшину воинов. — Былята тут цалёк, шлавнийший, шильнейший, шталейший… Он ушё лешаеть.

— Не-а…, — покачивая головой принялси пояснять, заглядывающему яму у очи шишуге, Былята. — Я туто-ва не царёк… и рядить будем усе сообща, як то у ны и положено… у ны у беросов. И Сеслав, — воин кивнул у сторону стоящего обок соратника и снял широку ладонь с плеча сына. — Тоже будять решать: брать тя аль за язык взад к дереву прицепить да сице и оставить… Зане не должно то гостей по голове бахать дубиной, ко сему прочему ищё и мальца махого, то исть Борюшу нашего…. Эвонто я тобе, Гуша ищё тады в зачурованном твовом лесу хутел сказать, оттогось у дверь во твоё жилище и стучал… Да ты больно плотно её прикрыл и верно мово стука не слыхивал. Шишуга ураз от тех слов Быляты перьстал улыбатьси, оно как ему вельми не хотелось задерживатьси у ентом чужом березняке, да ащё и быть привязанным к дереву за столь необходимый ему язык. А посему Гуша испуганно оглядел лесны просторы точно намереваясь свершить побег, но на помочь ему пришёл Борилка, вон обошел Сеслава, и, подойдя к старшине воинов дернул егось за рукав, и втискиваясь меж соратников, подняв голову, произнёс:

— Дядька Былята, его… эвонтого Гушу стоить пояти с собой.

— Эт… чё сице? — удивленно пожав плечьми, вопросил Былята.

— А оттогось, шо вон лесной человек, — загутарил мальчик и кинув взгляд на приободрившегося от заступничества шишугу, порывисто закивавшего своей огромной главой. — И вон на усяком языке могёть балабонить, утак осе в байках наших сказываетси… Бачиться там, шо лесны люди, усе языки знають… Оно слыхал бы ты, аки вон непонятливо говаривал при нашей первой встрече, а чичас сице хорошо балабонить… усё… усё ясно… А язык у няго какой длинный видали вже… он из любой ямищи вытащить… тако крепкий.

— Энто ты насчёт языка точно подметил… не длины конешно, а тогось, шо лесны люди на усяких разных наречиях говаривают, — согласно молвил Сеслав. И вобращаясь к соотчичу, отметил, — стёжка у Торонец дальня, йдёть не токась чрез болота, но и чрез леса, а посему нам толмачь нужон… толмачь… тот каковой перьводить наши слова будеть.

— Ой! Гуша такой башковит… такой, — радостно выдохнул шишуга, понимая, шо чичас решаитьси его судьбинушка. — На лубом… лубом языки говолить могёть… на лубом…

— Ну, чавось робяты, — обратилси Былята к соратникам и обвёл их взором. — Бярём егось як толмача, аль неть?