Читаем Веремя странствий [СИ] полностью

Иноколь беросы кликали таку звёздочку: Бероским Васильком аль Звездой Алатырь. Оглядев тот заоблачный и словно небесный свод чертогов, малец опустил голову и вуставился на пол который также, як и потолок, был чорного цвета и на нём блистали серебристы аль белы звёзды, по виду небольше ноготка. На евонтом изумительном полу уповалку, раскидав руки и ноги, лёжали и крепко спали литаглы, их было много так, шо становилось не можным сосчитать. Некие из литаглов крепко сжимали у руках те самы серповидны топоры, некие из них спали сидючи, привалившись к стене, и у руках ихних ничавось не було. У те внуки СтриБога которые спали в обнимку с оружием были обмотаны у чёрны холсты, а те у кыих ентовы топоры отсутствовали, казали красны одёжы, коротки до колен и без рукавов. А у глубине палаты на каком-то огромном белом стуло с высоким ослоном и подлокотниками, со резными, мощными ножками, свесив главу на грудь, обхватив ручки, крепко впившись у них подушечками пальцев, восседал и вовсе здоровенный летагл. Вон будучи намного крупнее усех тех кто лёжал на полу, аль сидел прижавшись к стенам, верно значилси туто-ва старшиной, и смотрелси дюже страшным. И усё из-за того, шо лишайники укрывавшие евойну главу, щёки да подбородок, опускались ему на грудь и имели чёрно-пепельный цвет. А загнутый, схожий с птичьим клювом, нос, вже перьломанный посерёдке, был свёрнут на сторону, отчегось и лицо его чудилось вроде як потянутым улево. На голове у эвонтого литагла, прямо на лишайниках поместилси тонкий с палец ширшиной обод златистого цвету, в гладь полотна, какового були вставлены синии самоцветны каменья. Борила сделал несколько робких шагов по палате и тихое касание его голых подошв отозвалси звуком плюханья ног по воде. Он подошёл к замершему шишуге, и встал обок. Гуша протянул руку уперёд, и, направив палец на литагла восседающего на стуло, молвил:

— Энто их цалёк, — и хотя шишуга сказал те слова еле слышно, но голос его, прокатившись по палате, будто отскочил от стен и наполнил усё пространство окрестъ ухающим гулом. Гуша вуслыхав то гуканье, испуганно оглядилси, но узрев, шо усе почивают и токмо изредка колыхаются от дыхания на них одёжи, чуть видно трепещутся лишайники под носом, порывисто выдохнув, повторил:

— Энтот цалёк, — шишуга сторожко обошёл лежащего пред ним литагла, своими длинными, исхудавшими ножищами преграждающего путь, и продолжил пояснения, — он самый и исть глава плидатиль… Он больши сих хотил быть биссмилтным, ак иго дид СтлиБог и отиц Асул Осиння витла Пловий…

— Провей, — поправил Борилка шишугу, усё ищё оставаясь на прежднем месте.

— Во…во…Пловий, — кивая произнёс Гуша. — Он сын Пловия дюжи хотил жить вично… тяперича иво жилани исполнилось… кху…кху…кху, — засмеялси шишуга. — Ныно вон жить вично, плавда спит… но зато вично. Шишуга подошёл прямёхонько к стуло, на котором восседал сын Осеннего ветра Провея, и, протянув руку уверх, достал вытянутым кончиком острого когтя до округлой каменной ручки, коребнув ейну белу поверхность, меже двумя слегка расставленными пальцами царька сице, шо на ней осталась тонка сера полосочка.

— Энто сидалищи, — пробалабонил Гуша своим сиплым, низким голосом. — Сидалищи…, — нанова протянул вон энто слово, вкладывая у него каку-ту нежность аль трепет, а може сразу и то, и иное. — Вись како чудно ито сидалищи… У насиго цалька тож исть сидалищи… токась воно поминьши и поплощи… У насиго цалька Куллыпы, так иго кличуть…

— Як… як… его кличуть? — перьспросил Борила, вуслыхав вроде знакомо, и у то ж времечко вельми исковерканно слово.

— Куллыпа…Куллыпа, иго зовуть, — недовольно повторил Гуша и кинул у сторону стоящего мальца сёрдитый взгляд, по-видимому, поражаясь его бестолковости. — И у Куллыпы сидалищи из длива и мхов вуклашино… Ну, а у энтого из каминья… Вон большинький цалёк, и иму пользитильно имать большинько сидалищи. Нежданно царёк литаглов едва заметно подалси уперёдь и евойна яичного вида глава тяжелёхонько вздрогнула, а лишайниковые волосы пошли малыми волнами, словно их коснулси лёгкий порыв ветра, вон издал тихое, еле различимое ур…р…р… И немедля Гуша издал громкое, раскатистое а…а…а… да прыгнул прочь от сидалища царька. И як тока стопы шишугинских ног коснулись каменного пола, он мигом побёг вон от места приземления, стараясь аки можно бойчее егось покинуть. Одначе минуя лёжащего на полу литагла, шишуга невзначай, а може и нарочно задел здоровенну плюсну того, коя ужо по длине була больче локтя. Нога удруг закачалась туды-сюды, а опосля резко дёрнулась у колене, малёхо согнулась и вдарила вубегающего Гушу у сраку. Вудар был таким мощным, шо шишуга подскочив квёрху, полетел, расставив махонисто руки, будто желаючи с кем-то вобняться, уперёд. И врезавшись у стоящего Борилу сшиб того с ног, да завалившись на мальчугана, смягчил собственное падение.

Перейти на страницу:

Все книги серии В поисках меча Бога Индры

Веремя странствий [СИ]
Веремя странствий [СИ]

Здравствуй, дорогой мой, читатель! «Просторечие — слова, выражения, грамматические формы и конструкции, распространённые в нелитературной разговорной речи, свойственные малообразованным носителям языка и явно отклоняющиеся от существующих литературных языковых норм. Носителем просторечия является необразованное и полуобразованное городское население…» так об одной из форм русского языка говорится в Википедии. Мне, простому русскому человеку, который с детства слышал и говорил эти самые просторечные слова, очень захотелось опровергнуть утверждение, что «просторечная лексика — есть слова со стилистически сниженным, грубым и даже вульгарным оттенком». Мне захотелось показать красоту этого «не характерного для книжной, образцовой речи», языка, его уникальные литературные возможности, его неповторимую нежность и сохранившуюся первозданную чистоту. Использование большого количества устаревших славянских и древнерусских слов, синонимов, и просторечных выражений придает этому произведению неповторимую самобытность речи и живописность. В конце текста, приведены значения устаревших слов, употребляемых в произведении. С уважением, Елена Асеева. Эта книга необычна и уникальна, так как написана с использованием большого количества устаревших славянских и древнерусских слов, синонимов, которые придают роману неповторимую самобытность речи и живописность. Произведение будет интересно всем любителям сказочных повествований, ибо основой ее служат верования, традиции, мифы и легенды древних славян.

Елена Александровна Асеева

Славянское фэнтези
Сеча за Бел Свет [СИ]
Сеча за Бел Свет [СИ]

В продолжении книги «В поисках меча Бога Индры. Книга вторая» вам удастся встретиться с милыми, озорными и удивительными созданиями, населяющими Бел Свет, по каковому в поисках волшебного меча Бога Индры путешествуют простой бероский мальчик Борилка и воины из дружины града Гарки. В этом наполненном верованиями, традициями, мифами, легендами древних славян и самобытностью русской речи произведении вы окунетесь в атмосферу волшебства, доблести и любви к своей Родине. Эта книга необычна и уникальна, так как написана с использованием большого количества устаревших славянских и древнерусских слов, синонимов, которые придают роману неповторимую самобытность речи и живописность. Произведение будет интересно всем любителям сказочных повествований, ибо основой ее служат верования, традиции, мифы и легенды древних славян.

Елена Александровна Асеева

Славянское фэнтези

Похожие книги

Янтарный след
Янтарный след

Несколько лет назад молодой торговец Ульвар ушел в море и пропал. Его жена, Снефрид, желая найти его, отправляется за Восточное море. Богиня Фрейя обещает ей покровительство в этом пути: у них одна беда, Фрейя тоже находится в вечном поиске своего возлюбленного, Ода. В первом же доме, где Снефрид останавливается, ее принимают за саму Фрейю, и это кладет начало череде удивительных событий: Снефрид приходится по-своему переживать приключения Фрейи, вступая в борьбу то с норнами, то с викингами, то со старым проклятьем, стараясь при помощи данных ей сил сделать мир лучше. Но судьба Снефрид – лишь поле, на котором разыгрывается очередной круг борьбы Одина и Фрейи, поединок вдохновленного разума с загадкой жизни и любви. История путешествия Снефрид через море, из Швеции на Русь, тесно переплетается с историями из жизни Асгарда, рассказанными самой Фрейей, историями об упорстве женской души в борьбе за любовь. (К концу линия Снефрид вливается в линию Свенельда.)

Елизавета Алексеевна Дворецкая

Исторические любовные романы / Славянское фэнтези / Романы
Лихо. Медь и мёд
Лихо. Медь и мёд

В северных лесах появилось лихо – получеловек-полуволк, созданный неизвестным колдуном. Народ напуган, а между чародеями зреет раздор: каждый стремится уличить другого в использовании запретных сил.Колдунья Ольжана оставила один чародейский двор, чтобы примкнуть к другому, и это обернулось для нее бедой. Теперь чудовище идет по ее следу. Ольжана спасается в кибитке лекаря из ордена охотников на ведьм – вместе они пересекают страну, надеясь уйти от погони.Улочки стольных городов, оживленные базары, глухие деревни… Чародеи спорят, а лихо рыскает по болотам и туманным полям. Ольжана понимает, что ей не скрыться от чудовища – и что тот, кто его сотворил, желал лишь одного: посеять смуту.Первая книга трилогии, открывающая мир темного славянского фэнтези.Яна Лехчина – автор популярного фэнтези «Год Змея» и «Змеиное гнездо».Постоянное напряжение, в котором держит история, – ведь по следам героини идет неведомое зло.Многослойный сюжет, в котором настоящее переплетается с прошлым, а будущее может стать слишком мрачным.Интриги чародеев разных дворов, коварные и наивные правители – и простая чародейка, пытающаяся выжить.Издание дополнено картой, а обложка нарисована популярной художницей Таней Дюрер в необычном стиле современного арнуво.

Яна Лехчина

Славянское фэнтези