Вересковая принцесса

– Нездоровится! – тихо засмеялся Дагоберт – он уже сидел за роялем и играл вступление. – Да-да, такое нехорошее, такое опасное нездоровье! Я узнал интересную новость в клубе – там не говорят ни о чём другом! Ликование распространяется по городу как пожар – археологическая лавочка при последнем издыхании… Скоро у нас будет другая мода, Шарлотта! Слава Богу, что больше не надо говорить на всей этой греческой, римской и египетской тарабарщине – все сыты ею по горло! – Он в блестящей гамме пробежался по клавишам, а у меня от замешательства перехватило дыхание. – И в тот момент, когда ваш папа зашатался в седле и выпустил вожжи, вы с очаровательной наивностью рассказываете, что он происходит прямёхонько из евреев – это окончательно свернёт ему шею!

– Да, это была небольшая глупость, не обижайтесь на меня! – подхватила Шарлотта и поставила ноты на пульт рояля. – Я не требую, чтобы вы лгали, я тоже так не делаю – но в таких случаях надо держаться золотой середины – надо молчать!

Дагоберт сыграл вступление, и Шарлоттин могучий голос ударился о стены.

Что произошло? Всё, что прекрасный Танкред высказал небрежно-насмешливым тоном, поигрывая на рояле, звучало так неопределённо! Я с несказанным ожесточением поглядела на этого жалкого подлеца – он назвал работу моего отца «археологической лавочкой», он, который сам раболепно навязывался ему в «ассистенты» и часто был ему в тягость – я регулярно слышала, как мой отец жаловался на назойливого, бестолкового неумеху!.. Как я поняла, положение моего отца при дворе пошатнулось, и трусливая свора, которая когда-то к нему ластилась, теперь накинулась на него, клацая зубами.

Принцесса ещё никогда не была ко мне так ласкова и добра, как этим вечером, но я не могла заставить себя подойти к ней поближе. Я ускользнула в соседний салон и села в тёмный угол, а Шарлотта всё пела своим оглушительным голосом… Со своего места я хорошо видела чайный стол. Принцесса сидела немного сбоку под портретом Лотара, что ей, кажется, не очень нравилось, поскольку я видела, как она старается украдкой посмотреть на портрет. Её соседом слева был господин Клаудиус. Один-единственный взгляд на это благородное, спокойное лицо утешил моё колотящееся, испуганное сердце… Какой солнечный блеск был сегодня в его глазах!.. Роскошная офицерская голова с выразительными глазами, висевшая над ним, была, может быть, красивее в линиях, убедительнее в пламенном выражении лица – но что дала ему эта горделивая военная выправка? Он не смог выстоять в борьбе с жизнью – кощунственный саморазрушитель погиб, а этот тихо сидящий человек собрался с силами, снова взял в руки выпавший руль и спасся…

– У вас красивый голос, фройляйн Шарлотта, – сказала принцесса, когда та, завершив пение, снова вернулась к столу. – Особенно средний диапазон живо напоминает мне меццо-сопрано моей сестры Сидонии… И ваша энергичная, страстная манера отсылает меня к давно прошедшим дням – моя сестра предпочитала бравурные мелодии простым элегическим песням…

– Если ваше высочество милостиво позволит, я бы хотела исполнить именно такую бравурную мелодию, – быстро сказала Шарлотта. – Я обожаю тарантеллу – она приводит меня в упоение – Già la luna –

–Я бы попросил тебя не петь тарантеллу, Шарлотта, – серьёзно-спокойно прервал её господин Клаудиус – его голос не дрожал, но лицо побледнело, а брови мрачно нахмурились.

– Вы правы, господин Клаудиус, – живо сказала принцесса. – Я разделяю вашу антипатию. Эта тарантелла была в своё время чем-то вроде эпидемии – она входила в «парадный набор» всех профессиональных певиц, и Сидония, к моей досаде, пела её ужасно охотно. На мой вкус, она слишком вакхически-дикая.

Она отодвинула чашку и поднялась.

– Я думаю, нам пора немножко заняться исследованиями, – сказала она, улыбаясь. – Я хочу основательно рассмотреть эту чудесную старинную обстановку – мне кажется, что я читаю какую-то древнюю книгу… Господин фон Висмар, вы видите там роскошную оленью голову?.. – Она показала на последнюю комнату. – Это как раз для вашей охотничьей души!

Камергер удалился, и придворная дама тоже – её высочество хотела остаться одна… В этот момент Шарлотта повернула голову, и я смогла увидеть её лицо; при виде этих напряжённых черт, этой вспыхивающей в глазах страсти я сразу же поняла, что молодая девушка собирается этим вечером идти прямо к цели. Сейчас, разумеется, она в сопровождении своего брата последовала за придворными к оленьей голове, а принцесса прошла в соседнюю с салоном маленькую комнату и с большим интересом стала рассматривать историю страстей святой Женевьевы на старинной шерстяной драпировке.

– Вы не знаете, где фройляйн фон Зассен? – быстро спросил господин Клаудиус у фройляйн Флиднер, когда та собиралась войти в Шарлоттину комнату, где я находилась.

– Я здесь, господин Клаудиус, – сказала я, поднимаясь.