— Я хочу не чувствовать желание к той женщине, которую везу, раз уж ты хочешь, чтобы я это сказал вслух, — произнёс он жёстко.
Её глаза блеснули, и она спросила с улыбкой:
— А эта женщина, которую ты везёшь, какие чувства она испытывает к тебе?
— Слава Богам, она меня ненавидит! — усмехнулся Викфорд.
— Хорошо. Я сделаю тебе оберег, и он охладит твои… мужские желания. Но только он бессилен будет против её чувств. И если она тебя полюбит, он уже не поможет.
— Не полюбит, — усмехнулся Викфорд. — Она — чужая невеста. И я всё сделаю, чтобы она и дальше меня ненавидела.
Девонна лишь посмотрела на него как-то странно и срезала несколько прутиков ивы.
Когда она протянула ему оберег, Викфорд даже удивился, что вот этот корявый круг из ивовых прутьев и какой-то травы может победить то звериное желание, которое пробуждала в нём зеленоглазая пигалица. Но всё же, сунул оберег в карман — кто знает, может и поможет это клятое балеритское колдовство.
— Когда вас уж очень сильно будут мучить ваши… желания — просто прикоснись к нему рукой, — напутствовала его ведьма. — И ещё, милорд Адемар, я надеюсь…
Девонна посмотрела на него, и он увидел, как её глаза снова подёрнулись голубым туманом. Но он не дал ей договорить, как-то внутренне понял, что она хочет сказать.
— Даю слово, что никому и никогда не расскажу о тебе. Ты права — я не убийца. Прощай, — он поднял шляпу, развернулся и направился к лошадям.
Он бросил взгляд на двор, на мельницу, гусей и детвору, что показывала Куну, как правильно пускать по воде камни вприпрыжку и подумал, что как бы там ни было, даже если эта ведьма всё наврала, даже если не поможет то, о чём она говорила, он всё равно сдержит своё слово.
Кун всю дорогу молчал, а Викфорд не расположен был разговаривать. Он думал о том, что завтра рано утром они тронутся в путь и поедут самой короткой дорогой в Кальвиль. И что если эта балеритская заноза опять обратится к нему с просьбами, он ей откажет. А то и вовсе скажет, что принимал участие в штурме Гранарда. Пусть ненавидит его сильнее. Так будет лучше для всех.
Но где-то внутри него с глухим рычание ворочался зверь предчувствия, и чем ближе они подъезжали к замку, тем сильнее становилась тревога. Викфорд всё чаще понукал лошадь, а вскоре и вовсе перешёл на рысь.
И предчувствие его не обмануло. У постоялого двора ему навстречу выбежал Корин Блайт и следом Брин с окровавленной головой, к которой прижимал тряпку.
— Что случилось?! — рявкнул Викфорд, спешиваясь.
— Клятая балеритка сбежала! — воскликнул Корин и грязно выругался.
— Как сбежала?! — Викфорд шагнул к Брину и схватил его за полы куртки. — Что значит сбежала?! А ты куда смотрел?
— Командор, она сбежала с этим тавиррским псом из отряда, который мы встретили перед нападением! Он ударил меня по голове камнем, а она держала на прицеле!
— Что?
Когда Брину удалось всё рассказать, Викфорд отшвырнул его со словами:
— Ты начинаешь приносить нам одни несчастья, Брин! Тебе стоит задуматься!
— Отойдём? — произнёс Корин спокойно.
Они отошли подальше, чтобы их разговор никто не слышал.
— Я говорил — дурная это затея, — Корин впился глазами в командора, — мне ещё тогда всё это не понравилось, и я тебя предупреждал, видел ведь, что-то было там между ними. И если эта девка сбежала, нам ведь не заплатят. Ты понимаешь? Мы шестерых потеряли и всё зазря, а теперь ещё и не получим денег.
— Мы её найдём.
— Чтобы её искать и преследовать, у нас слишком мало людей. Да и найти эту девку в лесах, что иголку в стогу. И…
Викфорд не дал ему договорить.
— Сейчас я поеду в гарнизон, возьму у командора ещё псов, — произнёс он твёрдо, — тут полно тех, кто работает за золото. А нашим, я сам заплачу, если мы не поймаем эту девчонку. Удвою сумму обещанную Сенегардом. Ты же знаешь, я держу слово. Так что вели всем заткнуться и взять с собой провизию. Сбор через четверть часа у ворот гарнизона.
— Как ты её искать-то будешь, Вик? Это же Балейра! — Корин раскинул руки. — А она как птичка в ольховнике!
— На каждую птичку, Корин, найдётся свой сокол. Собирай отряд! И быстро!
Ларьет ушёл, а Викфорд потянул ноздрями воздух. В нём бушевала ярость и злость, и было её столько, что она не могла выплеснуться разом, и внешне он, как ни странно, оставался спокоен. Не убил Брина, пусть и очень хотел, и не сломал коновязь, хотя такое желание у него тоже было. Он хотел разнести тут всё, в бессильной злобе на собственную глупость, и на то, что купился на эти зелёные глаза полные слёз. Но он лишь сжал руки в кулаки, постоял, жадно вдыхая ноздрями влажный воздух, а затем сел на коня и направился в гарнизон.