Веревочная баллада. Великий Лис

Последние два слова мы произнесли хором. Я все ему рассказала, объяснила, откуда знаю его имя, как появилось озеро и почему мы с Мот одинаковы. Он был внимательным слушателем, а я не говорила с людьми много лет. Когда он дослушал, попросил показать ему, что сейчас происходит в Малахитовом дворе. Не желая туда идти, намеренно сидя к зеркалу спиной, я все же поднялась. Я боялась позвать Мот и увидеть только ее бездыханное тело, как, клича нянюшку и родителей, видела их могилы. Но Мот оказалась жива, и мы оба выдохнули. Пленница. Я поняла, как мы внезапно обменялись судьбами. Тогда я завершила свой рассказ и предрекла:

– Рошан мертв, если и короля разбили. Но вы еще сможете им всем послужить.

– Как?

– Дождитесь своего часа. Не знаю почему, не знаю как, но вижу, что, уснув здесь на многие столетия, вы проснетесь в нужный час. Ваш меч еще сразится за идеалы Эльфреда.

Ламель молчал. И он мне верил».

– Хах! Ну, тут девка ему наврала, – усмехнулась Фанфатина.

– Вот до этого не врала, а тут вот решила для красного словца, что ли? – вступился за леди Бацифаль.

– Дак помер ваш Ламель бесславно, едва проснулся, – отмахнулась она веером.

– Так уж и бесславно: сразил Мытаря, спас мастера и маленькую Розину! Да мы ему должники до скончания времен! – не выдержал и Орсиньо.

– У вас споры горячее, чем после повести «Рошан, преданный рыцарь», – посмеялась Сола. – А я все же прочту дальше. «Он спросил, желаю ли я что-то взамен за неудобство. Под этим придворным словом он подразумевал необходимость расположить его на века в моей башне. Я бы назвала это мечтой. Но предложила.

– Это не условие, но просьба. Я устала от одиночества и бесполезной, бесплодной жизни и мечтала бы стать матерью до того, как умру. Подарите мне дитя.

Мы прожили вместе год, из которого девять месяцев я ходила на сносях. Он добывал нам еду, плел корзину вместо люльки, расспрашивал меня о пророчествах. Я достала заготовленный платок, расшила его узором и заверила: „Покрывало укроет тебя от времени. Под ним его ход остановится“. Оставшиеся два месяца были посвящены вышивке на пеленках – писала на них историю происхождения дочери.

– Почему ты уверена, что это девочка? Предсказание?

– Нет, просто чувство, – отвечала я, не отнимая иголки. – Но и оно меня не подводит.

– Хорошо, – кивнул он. – Я рад.

– Чему? Мужчины хотят сыновей.

И я прочла в его лице скорбь: о Рошане, об Эльфреде, о друзьях и товарищах, о многих оруженосцах и слугах, которые ныне были мертвы. И он сказал:

– Нет, хорошо, что родится девочка.

В одну из ночей моя дочь пиналась: она была неспокойной и требовательной. Порой мне на ум приходило определение „властная“. Я проснулась, пока Ламель спал. Мы оба ютились в ладье, моя койка просто не вмещала двух взрослых людей. Он спал. Я почувствовала нутром, что сейчас лучшее время. И дочь наша почувствовала, оттого и билась внутри. Прощальные поцелуи невесомы, как шелк, а след их неподъемен – непонятно, как вынести. Расшитый платок опустился на его тело. В ту же ночь дитя покинуло чрево и вышло на волю, неистово крича. Но никто из нас не мог уже разбудить Ламеля. Когда я, запеленав, опускала ее в корзину, ощущала пропасть. Как моя мать не захотела меня рассмотреть, запомнить каждый палец, беззубую улыбку, волосы, что, конечно же, выпадут? Возможно, дело было в том, что у нее был второй ребенок, точно такой же. Но я не моя мать, и в башне не оставалось ничего, кроме пространства между беспробудным возлюбленным и зеркалом, в которое я вновь буду смотреть целыми днями. Когда корзину отнесло к противоположному берегу, а из леса вышла фея, чтобы забрать сверток, я крикнула: „Ее зовут Мэб!“ Пусть, думала я, девочка по имени Мэб покорит мир за пределами башни. На этом моя сказка закончится: я существовала много лет, но моя жизнь помещалась в один год, который я ни за что бы не разменяла на судьбу Мот. Я смотрела в зеркало и благодарила свою мать. Мир закручивался вспять, всё желая повториться. И спустя веков так пять: снова жили две сестрицы».

Было тихо. Но тишина всегда изобличает плохо скрытые чувства. Свечи догорели, достигнув трав на дне подсвечника. Запахло шалфеем.

– Ну, вот опять вы все платки изведете! – топнул Женераль, когда даже Фанфатина всхлипнула и высморкалась пылью.

– Розина не так рассказывала, – хныкал Бацифаль.

– Розина ребенок. Что бы она еще сама поняла? – Сола потянулась и жестом повелела закрыть книгу.

Фанфатина подскочила, ее многослойные юбки закружились, словно та стояла на юле.

– Ох, я с вашими нюнями пропустила аперитив! Ужин вот-вот, а мы еще не подавали чай!.. Либертина!!!

Вечер утратил свою тишину. В суматохе они слышали, как за дверью статная Мэб Джорна, Верховная леди Гормовой долины, совершает обход Трините и желает жителями доброй ночи. Каждый новый день для марионеток был праздником, ведь в него внезапным вихрем мог ворваться их мастер Оливье. Может, думали они, засыпая, завтрашний день будет как раз таким.

Глава VII. Оливье и Розина