Веревочная баллада. Великий Лис

– Ваше Величество Илия I! – Он остановился за несколько шагов до них и поклонился в пояс, взмахнув пшеничными кудрями и ладонью. – Все в заботах государственных, солнцу который день не показываетесь. Рад встретить вас!

– Взаимно рад, – ответил Илия, дожевывая откушенный кусок пирога. – Вы сегодня читаете?

– Уже отчитал, – махнул он в сторону крыльца усадьбы зажатой в руке шапкой. – Но вам готов повторить, если пожелаете!

– Спасибо. Не проведете для начала нам экскурсию?

– Так с радостью! – зазывно сказал он.

Илия отпустил остальных делегатов, а сопровождение попросил следовать за ним чуть поодаль. Федотка расстарался, рассказывая об истории места, видных деятелях искусства, побывавших здесь, об архитектуре и местной флоре. Илия с Тристаном отметили, что Федотка, стало быть, премного образованный человек. И тот хвастливо отметил, что так оно и есть.

– Спасибо Кургану-батюшке и Рогневе Бориславовне, – упомянул он своих благодетелей.

– Действительно, похвальное участие в судьбе, – начал издалека Тристан. – Я даже решил, что вы родственники.

– Считайте, что родственники, рыцарь Трувер, – ответил он, подхватил яблоко из корзины, потер о рукав и надкусил. – Мы же оба Буяновичи.

Рыцарь взглянул на короля и, получив заинтересованный взгляд в ответ, продолжил расспрашивать:

– И кем же вы друг другу приходитесь?

– Одноприютники мы, – просто ответил Федотка. – Курган-батюшка вырос в Буяновском приюте, так и я там же. Он иногда навещал воспитанников, а мы ему концерты готовили. Я тогда свои стихи прочел, он так хлопал! Потом в приют разных учителей отправил, чтобы мы могли таланты свои развивать. Вот так было.

– Судя по всему, решение пошло всем на пользу, – похвалил Илия.

– А то как! – согласился Федотка. – Павлуша у нас охоч был кораблики мастерить, а теперь – главный инженер флота. Сонюшка – советница по делам образования. Они ж на нас опробовали систему свою, а теперь по всем Радожнам так учат.

– Это же где столько пристойных учителей нашли? – усомнился Тристан.

– Так не с бухты-барахты придумали, годами все возводили.

На лице Тристана отразился скепсис. К Федотке подбежал мальчишка, о чем-то спросил. И пока поэт отвлекся, Тристан шепнул Илии:

– Как-то складно и приторно все. Как этот жженый сахар.

– Да? А мне горчит, – пожаловался Илия, разглядывая последний кусок пирога.

– Я тебе потом скажу, что это горчит, – буркнул Тристан.

Он выглядел напряженно и говорил, понятное дело, не о радожских традиционных угощениях. К ним вернулся Федотка.

– Ваше Величество Илия I, дерзну спросить, а что же матушка ваша, королева Леслава, не изволила вас сопроводить? – осторожно спросил поэт.

Тристан вознамерился ответить, что решение о формировании делегации принималось закрытым советом и согласно протоколам, но Илия примирительно сжал его предплечье и сам пояснил:

– У Ее Величества королевы много неотложных дел в столице – она организует благотворительный Фонд Белого Сердца. Но она очень желала отправиться в эту поездку, надеется теперь посетить Радожны при более благоприятных обстоятельствах.

У Илии было чувство, будто он говорит это в телефонную трубку, и на другом конце провода его слушает Рогнева. Федотка удовлетворился ответом или просто не пожелал быть настырным, что было, по ощущениям Илии, странно. Федотка виделся ему таким человеком, которые заполняют собой все пространство, даже если стоят в концертном зале или поле. И оба эти обстоятельства отлично подходили и его внешности, и его харизме. Даже Илия с его мужественной статью и лицом со старинных картин мерк на фоне поэта, но только тогда, когда Федотка говорил и двигался. Стоило ему умолкнуть и замереть, как он легко сливался с толпой и становился почти незаметным. Вот и сейчас, едва они распрощались, как Федотка растворился в разношерстной ярмарочной реке.

Радожская погода в ту пору была на редкость серой, слякотной, грязь дорог пыталась поглотить любой цвет, холод – румянец, теплая одежда – броскость типажей, но люди вокруг старались вопреки всем природным невзгодам приукрасить и мир, и себя. Они расписывали здания, вешали флажки и ленты, находили цветы и плели из них венки, и улыбались даже там, куда это все тяжело было нести. Радожцы разительно отличались от сдержанных и закрытых эскалотцев. Последние были вежливы и учтивы. Но стоило ситуации превысить градус будничной суеты, они говорили «это не мое дело» то извиняющимся, то, напротив, равнодушным тоном и стряхивали с себя чужие проблемы. Радожцы же были участливы и порою назойливы. Им до всего вокруг было дело – иногда их интерес и готовность вмешаться становились лишними, но удержать их было сложно. Стоило одному броситься на помощь, как суматоха привлекала всеобщее внимание, и через мгновение уже целая толпа помогала маленькому мальчику искать сопровождающих его взрослых, а потом ругала их за халатность. Илии нравилось в Радожнах, но его пылкость остужал непроницаемый Тристан.