Милица Андреевна подпрыгнула от неожиданности – мужской голос раздавался совсем рядом, но говорящего не было видно. Правда, голос звучал вполне доброжелательно, поэтому Милица Андреевна, осмотрев калитку в поисках домофона и ничего подобного не обнаружив, нагнулась поближе к двери и сказала как можно более уверенно:
– Я к Маше. К Марии Николаевне.
На самом деле никакой уверенности она не испытывала. Да и невидимый обитатель коттеджа на улице Вишневой, тянущейся вдоль леса, на историю о книгах наверняка не купится. А ничего иного Милица Андреевна от страха и неуверенности придумать не сумела и уже почти жалела, что приехала сюда. Странно, но мужчина ее расспрашивать ни о чем не стал – невидимый внутренний замок запищал, и дверь чуть отошла от косяка, как бы приглашая войти. Милица Андреевна, вспомнив, наконец, свой девиз: «И не такое видали!», толкнула дверь, вошла во двор и по дорожке, скользкой от подтаявшего снега, двинулась к крыльцу, над которым горела лампочка в круглом плоском плафоне.
Дверь дома уже была открыта, на пороге стоял молодой человек в драных джинсах и мятой рубашке, застегнутой на одну пуговицу в районе пупка. Он был в сапогах. Рядом стоял огромный, длинношерстный, серый с белой головой пес. Оба с любопытством смотрели на гостью.
– Здравствуйте, – произнесла Милица Андреевна.
Молодой человек, который здоровался с ней при помощи домофона, кивнул, отступил в сторону, приглашая войти. Пес вильнул хвостом и тоже отошел. Милица Андреевна вошла. Первый этаж дома напоминал бомбоубежище: серые, в пятнах высыхающей шукатурки стены, обрывки проводов, банки с краской, строительный мусор.
– Марии Николаевны нет дома, – сказал молодой человек, дав гостье возможность оценить масштабы строительства. – Но она скоро будет. Минут через пятнадцать, по моим расчетам. Если вы хотите ее подождать, то пойдемте на второй этаж. Там у нас более-менее… Обувь не снимайте!
Из нескольких комнат второго этажа одна, похожая на гостиную, действительно была более-менее: обои, паркет, закрытый листами картона. Молодой человек, легко вышагнув из сапог, которые были ему явно велики, переобулся в коротко обрезанные валенки. Такие же предложил гостье.
– Маша называет их чуни, мне очень нравится это слово. Так в доме тепло, а по полу дует, но мы это дело исправим. Проходите, пожалуйста. Та-ак…
Милица Андреевна испуганно оглянулась. В голосе мужчины прозвучала угроза. Но хозяин дома смотрел не на нее, а на диван в глубине комнаты: запрыгнувший туда пес неохотно, задом сполз на пол и растянулся там, укоризненно глядя на хозяина – мол, жаль тебе, что ли.
– Продам, – пообещал хозяин. – И куплю этого… с челочкой… йорка! И ест меньше, и шерсти почти нет.
Пес вздохнул и отвернулся, не желая слушать явные глупости.
– Садитесь, – кивнул молодой человек на освободившийся диван. – А то развели демократию – кто первый успеет, тот на диване и сидит. Я тебе поворчу!
У него в кармане зазвонил телефон, и молодой человек, извинившись, вышел в другую комнату. Милица Андреевна успела заметить, что это спальня, уже полностью отделанная, с тюлевыми шторами на огромном, от пола до потолка окне, за которым угадывался подступавший лес, и огромной кроватью под свисающим до пола покрывалом. Судя по всему, именно спальне хозяева придавали определяющее значение.
Воспользовавшись паузой, Милица Андреевна спешно приводила в порядок мысли. Кем приходится Маше этот молодой человек? Тот самый таинственный любовник? Вряд ли, слишком молод. Сын? Так у нее, кажется, дочь, и та в Италии. Знакомый? Странные у Маши знакомые. И выглядит он необычно: смуглый, поджарый, тренированный (небрежно застегнутая на пузе рубашка не скрывала кубиков мышц), и главное – длинные, до плеч, кудрявые волосы. На цыгана похож. Но цыганский поселок на другом конце города, да и коттеджи там еще богаче этого – дворцы, Версаль отдыхает.
Закончив разговор, молодой человек вернулся в комнату. Повисла неловкая пауза. Милица Андреевна поняла, что пора объяснить терпеливому хозяину свое вторжение.
– Я подруга Вериной тети… – Нет, это неудачное начало, надо попробовать по-другому. – У Маши… Марии Николаевны есть подруга, Вера, у Веры – тетя, Лина Георгиевна, а я ее подруга. То есть не Веры, а Лины Георгиевны.
Вышло все равно плохо, и Милица Андреевна, смутившись, замолчала. Это Маше она еще смогла бы как-то объяснить свой визит, а молодому человеку она, наверное, показалась сумасшедшей. Однако все обошлось.
– Я очень рад, – произнес молодой человек. – Много слышал и о Вере, и о Лине Георгиевне, и о вас тоже. Вы Милица Андреевна?
– Да, а вы? – От удивления она даже не стала церемониться и спросила: – А вы Маше – кто?
– Муж, – заговорщицким тоном проговорил парень. – Только это великая тайна, вы меня, пожалуйста, не выдавайте.
Внизу послышался звук захлопнувшейся двери. Милица Андреевна на всякий случай встала, стараясь придать своей вытянувшейся физиономии приличную случаю форму.