Глаза со щелчком раскрылись обратно.
Он выпрямился и проверил уголок рта: не успел ли напустить слюней.
– Гммм…
– Ты собирался рассказать мне о последствиях, если я снова буду встречаться с этим тьютором, – напомнила я, кусая губы, чтобы не смеяться.
– Я знаю, – с профессиональной невозмутимостью ответствовал он, гладко ввинчиваясь обратно в тему. – Если Опека узнает, что я дал тебе опять с ним общаться, они снимут у меня еще очков со счета. А мы сейчас себе этого позволить не можем.
Я слегка осклабилась, чтобы по сжатым челюстям он не догадался, какая ярость бушует у меня внутри. Естественно, деньги… – только это его и волнует.
Ну да, стоило мне отыскать хоть кусочек правды… стоило моим поискам длиной, блин, в целую жизнь начать приносить плоды, как вот он, Тони, откуда ни возьмись, – готов выхватить все прямо из рук. Я все поставила на карту, чтобы узнать, кто такой доктор Эссо, только чтобы эта свора повылезала из всех щелей (сильно позже, чем они были мне реально нужны), и заявила, что они, дескать, знают лучше.
Передо мной нарисовалось мрачное будущее, которого требовал Тони, – будущее, где я больше никогда не встречалась с доктором Эссо.
В этом будущем я больше ничего не узнала о маме и так и осталась гадать, реален все-таки Верхний мир или нет. Того, что мы с Оливией приносили семье в эти дни, едва хватало на продукты и коммуналку, а Поппи и так уже работала гораздо больше, чем позволял закон, – да, я все это понимала, честно. Но то, другое, было важнее. Как будто прочтя мои мысли, Оливия изобразила, будто забрасывает таблетку себе в пасть и мучительно глотает.
План Б, дошло до меня – к счастью, на этот раз гораздо быстрее. Мы придумаем план Б, сообщала мне сестра.
Довольный, что сказал достаточно, Тони плюхнулся обратно на диван, рядом с Поппи.
– Люблю, когда ты таким тигриным голосом говоришь, – промурлыкала Поппи, наглаживая ему бицепс, не прикрытый рукавом рубашки поло.
Отвернувшись к Оливии, я сделала вид, что меня тошнит.
Через два дня почта принесла письмо.
Я его уже раз тридцать прочитала, а Оливия – только первый. Скрестив ноги и сделав морду кирпичом, она сидела на нижней койке, завернув свой костлявый остов по максимуму в одеяло. Весь день она так круто разыгрывала из себя адвоката дьявола, что я уже начала сомневаться, а игра ли это вообще. Сама я мерила комнату шагами, то и дело прислоняясь к радиатору, чтобы подзарядить батарейки.
Тони все еще паниковал, что деньги, которые платила ему Опека за нас, урежут, и без обиняков велел мне ни при каких обстоятельствах не выходить на связь с доктором Эссо. Опечное начальство тоже было не настроено отнестись к обману легко… и вот от их настроения зависело реально много. Пока я не стану совершеннолетней, моей настоящей мамой была не Надья Блэк и даже не Поппи, а Саутваркский местный совет. Хватило одного клика со стороны соцработника, чтобы заблокировать всю входящую и исходящую коммуникацию между моим и доктора Эссо телефонами. Она даже дала себе труд предупредить Джиббси и школьный штат не пускать его на территорию.
Я уже почти сдалась, когда Эссо нашел обходной маневр: прислал бумажное письмо в старом банковском конверте.
Огромное облегчение – получить себе еще кусок правды в лапы… но ведь и страшно тоже. Непонятно не только, как и что ему теперь ответить… но и стоит ли отвечать вообще.
– Слушай, я все равно не думаю, что оно того стоит, – объявила Оливия. – Этот парень – псих.
– А я и не говорю, что нет, – кисло сказала я – вполголоса, потому что если нам слышно телевизор за стеной, то и Поппи с Тони могут с тем же успехом подслушать наш разговор. – Но если есть хоть малюсенький шанс, что он прав… Я должна знать.
– Ты последнюю страницу еще раз прочти, – покачала она головой. – Вернее, предпоследнюю. Ту, где он совсем серьезный и пытается уговорить тебя ответить.
Она встала и пошла послушать под дверью, не идет ли кто, потом сделала знак: давай, мол, читай.
После той ночи Надья говорила мало, но в те несколько случаев, когда она все-таки доверяла мне свои мысли насчет Верхнего мира, было видно, как сильно она в него верит. В последний мой визит она все твердила, раз за разом: «Риа тебе скажет… она всем скажет, кто готов услышать».
Ты тогда была совсем крошка… так что ее слова обрели смысл только сейчас. Ты справилась со всем, что я на тебя вывалил. И ты единственный человек на свете, которому надо найти ее еще больше, чем мне.
Я знаю, что ОКНО, через которое я пробрался в Верхний мир пятнадцать лет назад, все еще открыто.
В тихие ночи я, честное слово, даже чувствую, как влажный ветер оттуда течет через подоконник мне в голову. Мне очень нужно попасть туда снова, Риа. Я уже выжал все что мог из физики и отцовской тетрадки, но этого мало – я хочу знать больше. Потому что твоя мама была права: ты мне скажешь.
Я положила письмо рядом.
– Ну, что думаешь? – спросила Оливию.
– Слушай, – она покачала головой. – Мы вместе смотрели то видео с камер наблюдения. Оно упоротое. То есть я хочу сказать, реально упоротое.
– Что. Ты. Думаешь, – повторила я уже раздраженнее (и плевать).