Верхний мир

– А вот что. У чувака запущенный случай этого, посттравматического стрессового какеготам. Он совсем плох на голову. В толк не возьму, как ты сама этого не видишь? Думаешь, это совпадение, что он, по его словам, попал в этот свой магический Верхний мир в тот же самый день, когда случилась вся эта шняга на видео?

Я покачала головой.

– И не странно ли, что кроме того греческого чувака двухтысячелетней давности доктор Эссо – единственный, кто хоть словом обмолвился об этом месте?

Нет, я знала, что объяснять ей это все будет сизифов труд, но не ожидала, что она еще и станет катить на меня сверху камни.

Убедившись, что не достучалась, она нажала сильнее.

– Он вообще дал тебе хоть одно доказательство?

– Да, и я тебе его уже показывала, – я постаралась найти ответ попроще. – Большинство физиков полагает, что время на самом деле устроено не так, как мы его воспринимаем…

– Рианна, я тебе не про математические доказательства говорю! А про реальные, из жизни!

Я хотела ей ответить, что это одно и то же, и даже почти рот открыла… но сентенция, признаться, звучала дико даже у меня в голове. Так, наверное, ощущала себя мама, когда пыталась объяснить…

– О’кей, а как насчет купленных им Канторовских акций, которые взлетели на 50 000 процентов? – бросила вызов я.

Она разгладила пижамные штаны и откинулась на стенку, всю в пестрых цветочных обоях (Поппи поклеила их в тот день, когда Совет сообщил ей, что дадут девочек).

– А так, что он любит азартные игры и однажды ему повезло. Даже сломанные часы дважды в день показывают правильное время.

Ты что, не понимаешь? Это все про мою маму! – готова была заорать я вместо того, чтобы перебрасываться такими вот недопеченными аргументами… но свернуть разговор было бы как-то эгоистично.

И даже нечестно.

– Слушай, судя по тому, как это выглядело, и по его собственным реакциям… это он вроде как виноват в том, что случилось. И потом все последние пятнадцать лет бедняга прилежно собирал любые ошметки физики, которые только дали бы ему поверить, что он может вернуться назад во времени и все поправить.

– Ну да, и кого лучше всего заманить в эту дикую авантюру, как не меня? – саркастически закончила ее мысль я.

– Я не об этом.

– Нет, Оливия, наверняка об этом, – я твердо посмотрела ей в глаза.

– Ты злишься, я понимаю, – она сделала вид, что не заметила моих переглядок. – Иди сюда, посиди со мной.

Покочевряжившись немножко, я шлепнулась рядом на кровать, почти не поморщившись, когда торчащая матрасная пружина ткнулась мне в ляжку.

– Слушай, систер, – Оливия подвинулась ближе ко мне. – Я понимаю, что ты хочешь понять, кто была твоя реальная ма. Вот честное слово, я бы убила, чтобы узнать столько же, сколько ты.

Я старалась поменьше говорить при Оливии про маму, чтобы не напоминать лишний раз, чего она сама лишена. Но, естественно, она во все въехала с самого начала. Она наверняка знала меня лучше, чем я сама.

– Но так дальше нельзя, – Оливия положила мне руку на плечо. – Это нездорово и небезопасно и даже не настолько логично, как ты, видимо, думаешь. Да и вообще у нас уже есть в этой жизни все что нужно.

– Ты про эту пару пончиков в гостиной? – я рассмеялась – хотя бы просто чтобы разогнать боль.

– Между прочим, да! Ты только не пойми меня превратно, они, ясное дело, не идеал, но Тони нас никогда и пальцем не трогал, а Поппи исправно кормит и одевает. Они о нас заботятся, и они у нас есть.

До доктора Эссо я больше всего на свете хотела, чтобы меня удочерили. И за эти последние годы привыкла видеть в Поппи и Тони практически родителей. А в Оливии – родную сестру. Но даже стань оно официальным, неужели это меня остановит от попыток искать мою настоящую мать? Есть ли у меня хоть шанс нарыть в пространстве-времени что-то большее, чем просто чье-то воспоминание о ней? Переписать целую историю ради одной-единственной женщины?

Я рухнула на подушку и закрыла лицо руками. Хоть в черную дыру сигай, лишь бы поспать уже наконец нормально. Мы помолчали немного, но я знала, что Оливия внимательно меня слушает. Мы с ней целый час могли промолчать на пару и потом твердо знать, что услышали друг друга.

Ведя пальцем по зерну деревянной планки, поднимавшей мою полку над ее, я наконец ответила:

– Да. Могло ведь все быть гораздо хуже.

Я очень многое на самом деле принимала как должное… И мне реально было что терять.

– Плюс, – сияя, добавила она, – у тебя все еще есть я!

И стиснула меня в безжалостно тугих объятиях.

– Ты же знаешь, я ненавижу обнимашки, Лив. Ну пожалуйста.

– Еще ты ненавидишь маленьких козликов и двойные радуги, – она сдавила меня еще туже. – Но заслуживаешь их всеееееех!

– Вечно ты надо всем ржешь.

Я так и не смогла себя заставить обнять ее в ответ… но уже устала срывать на ней злость. И от того, что устала, – тоже устала. Я не во всем с ней соглашалась – далеко не во всем! – но не могла закрывать глаза на тот простой факт, что, в отличие от доктора Эссо, она-то всю дорогу была на сто процентов честна со мной.

– Сначала систерс, потом мистерс, – кивнула я (ее же собственные слова на том матче).