Верхом на ракете

Внезапная потеря 2400 тонн тяги, сопровождаемая полной тишиной, стала для меня сюрпризом. Что с двигателями, все три тоже выключились? Я потянулся влево, посмотрел на индикаторы состояния двигателей и на протяжении нескольких ударов сердца ожидал увидеть их горящими смертельным красным светом. Однако индикаторы не горели, а радио молчало. Сердце выскочило из горла и забилось вновь. Наверно, я проспал то занятие во время подготовки, когда нам рассказывали об отделении ускорителей и о том, насколько тихо и гладко идет машина после этого. С нашей системой все было в порядке. «Дискавери» уже оставил большую часть атмосферы позади, и вокруг не было воздуха, мешающего полету или сотрясающего нас ударными волнами. Что же до двигателей, то они были настроены, как часы Rolex, продолжая выдавать свои 500 тонн тяги в 30 метрах от нас без малейшего шума, без пульсаций и вибрации. Полет стал столь же гладким, как ложь политика.

Индикаторы высоты и скорости перед Хэнком лезли вверх, а небо вокруг становилось все чернее. В окна проникал солнечный свет, и тем не менее небо совершенно почернело. Для меня это было первое настоящее ощущение космоса — то, чего я никогда не испытывал и не мог испытывать, будучи землянином: день и ночь одновременно, полдень и полночь в одно и то же время.

Начали открываться и закрываться разные «окна» аварийных сценариев.

«"Дискавери", у вас трансатлантическая посадка на двух двигателях». Мы набрали достаточную скорость и высоту, чтобы перелететь Атлантику и приземлиться в Сенегале, в Африке, если откажет один из двигателей. Этот маневр и назывался трансатлантической посадкой (Transatlantic Landing, TAL). NASA командировало в международный аэропорт Дакара астронавта, который смог бы помочь персоналу по управлению воздушным движением в случае, если мы объявим аварийную посадку. У него же были наши паспорта и визы. Мне так и представилось, как мы стоим у таможенного барьера в аэропорту Дакара, в летных костюмах, держа шлемы на сгибе локтя, а чиновник в феске и с акцентом спрашивает: «Есть что декларировать?» Это было то, что, как я надеялся, не случится никогда{32}.

«"Дискавери", запрет возврата». Это закрылось окно возможностей для аварийного возвращения к месту старта (Return to Launch Site, RTLS). Теперь мы были слишком далеко от Флориды и двигались слишком быстро, чтобы можно было вернуться и приземлиться на полосе Центра Кеннеди. Если двигатель откажет, нам придется лететь вперед. Всех нас это устраивало. Никто не хотел возвращаться к месту старта. Это было неестественное с физической точки зрения действие. При выборе такого аварийного режима шаттл должен был совершить разворот по тангажу в виде обратной петли и таким образом взять курс в сторону Флориды. Однако потребовалось бы несколько минут, чтобы погасить нашу скорость в восточном направлении — несколько тысяч миль в час, — так что, по существу, мы летели бы над Атлантикой хвостом вперед. В итоге получился бы летательный аппарат массой в миллион фунтов на высоте в 50 миль и с нулевой скоростью! После этого мы начали бы медленно разгоняться в сторону нашей цели, Флориды, лежащей в 740 километрах от нас. Эксперты клялись, что это будет работать, и Майк и Хэнк отрабатывали процедуру RTLS на тренажере тысячи раз, но никому не хотелось первым испытать ее в полете.

«Дискавери» продолжал штатный подъем. Мы проходили высоту 50 километров, и я вдруг сообразил, что могу погибнуть, даже не увидев Землю из космоса. Нос шаттла был высоко, а я сидел в глубине кабины, так что не мог видеть ни кусочка планеты. Но имелся еще иллюминатор над моей головой, слегка позади, и, поскольку шаттл выводился на орбиту брюхом кверху, в это окно Земля должна была быть видна отлично. Соблазн был очень сильным.

Я взглянул украдкой на Стива Хаули. Его голова слегка подергивалась, как у Дейты из сериала Star Trek, когда он переводил взгляд с одного дисплея на другой. Не было такого электрона во всем «Дискавери», движение которого не обрабатывал бы мозг Хаули. Учитывая, что он рядом, рассуждал я, если я отвлекусь на достопримечательности, едва ли меня хватятся. На фоне увеличивающейся перегрузки я вытянул голову вверх и разворачивал ее до тех пор, пока не испугался, что могу сломать шею. Этот акробатический номер удался: я увидел, как Земля остается позади нас. Кучевые облака превратились в белые пятнышки. Вариации морских глубин угадывались по оттенкам синего цвета. Увидеть удалось не слишком много, и я обрек себя на сильный приступ боли в шее, пытаясь сделать это, но на тот момент увиденного было достаточно. Если Господь заберет меня сейчас, по крайней мере мне будет что рассказать в очереди перед лифтом в ад — библейский, феминистский или профессиональный.